– Проклятие! – Лицо мужчины приобрело выражение грозовой тучи с той же Базаллы. – Нужно убрать всех. Уйдут – проблемы у нас будут серьезней некуда.
И «Эльбрус», временно служащий боевым буксиром, рванул к рудовозу, от которого уже в разных направлениях бежали два мусорщика. Их команды во всей красе наблюдали огненную гибель своего дерзкого собрата.
…Захваченный «язык» не обманул, вот он, десант. Три огромных диска плавно опускаются на зелёное покрывало нетронутых густых лесов Неги. Остаётся лишь держать их на прицеле и не прозевать момент.
Когда десантные платформы приблизятся к верхушкам деревьев, качающимся на ветру, они отключат защитные экраны для сброса зачистных зарядов. Буквально на секундочку вырубят. Но именно в этот момент их и подстережёт «нежданчик». В руках уже возникло напряжённое ощущение, подустали они, однако. Тяжёлая всё-таки штуковина, труба эта, «ручной» тактический ракетомёт а-ля суперстингер местного розлива. Оружие настроено, откалибровано заранее, только и осталось: ему – выстрелить вовремя, а мне – держать его.
Диски снизились и зависли над лесом. Мигает жёлтый предупредительный огонёк терминала на запястье; ещё двое наших стрелков, разрисованные и прикрытые листьями маскировки, в кронах деревьев замерли, настороженно поджидая. Сейчас начнётся. Стреляем синхронно, у каждого своя цель. Взгляд сквозь цифровой визор изучает зуммированную картинку, чётко видны бугорки на донной части «моей» платформы. Жерла бомболюков всё ещё закрыты лепестками диафрагм… Уже нет. Яркий свет появляется в образовавшихся швах, они всё шире и шире, лепестки расходятся.
Огонь! Отдачи как таковой быть не должно, но я всё равно едва удерживаюсь на ветке. Ракеты, выпущенные одновременно, мчатся к цели. Люки раскрыли свои пасти, из них выпадают горсти чёрных шариков. Силовое поле отключено, и ракеты без проблем устремляются прямиком к «мягким» подбрюшьям платформ. Выхлопы реактивных движителей обрываются за десяток метров от них. Взрывы разделяют головки ракет на сотни самостоятельных «игл», и они густым дождём, падающим не вниз, а вверх, покрывают все донные поверхности платформ. Смертоносные бронебойные иглы из активированного стеглариума насквозь прошивают лишённые прикрытия силовых щитов платформы, и ужасные вопли доносятся даже сюда.
Там, выше, на поверхностях дисков, плотными рядами, пристёгнутые к фиксирующим поручням, стоят тысячи пехотинцев нерского десанта…
Кричат же счастливцы, умершие быстро, пронзённые иглами. Остальных ждёт куда более печальная перспектива, им предстоит быть расплющенными при падении. А упадут платформы обязательно, все двигатели наверняка повреждены, и очень скоро, когда схлынет гравитационное эхо, сила притяжения подчинит себе эти тяжеленные махины. Пусть бы их всех ме-е-едленно сминало в блин или растирало по древесным стволам. Дабы напоследок прочувствовали превосходство врага.
Меня снова переполняет до краёв чувство праведного гнева. Не важно, на чьей стороне доводится сражаться. Которые по ту сторону фронта – враги. А враг должен быть уничтожен во что бы то ни стало. Иначе – зачем воевать-то?
Есть контакт. Падают! Одна за другой. Усеянные вспышками света, падают. Больше света. Больше грохота. Мы лучшие! Три бойца только что уничтожили шесть тысяч вражеских солдат. Десантные платформы, асимметрично утратив несущую силу, кренятся набок, всё сильнее, и с краёв их ссыпаются вражеские тела, валятся вниз, на твёрдую почву и на поваленные, искромсанные стволы деревьев, зачистными зарядами тем временем выкошенные. Часть поручней всё-таки выдержала вес сотен тел, и сейчас они гирляндами висят на платформах. Если и выживет после падения кто-нибудь из них, то исключительно любимчики местных богов.
Атака удалась. Нужно закреплять успех. Если ждать решений, которые примут остальные, у этого мяса появится больше шансов, чтобы опомниться и организовать хотя бы видимость отпора. Поэтому ещё в поселении, когда совет решал, «что будем делать с выжившими пленными?», я уже знал, что с ними сделаю. Теперь вниз, вниз по стволу дерева, быстрее.
Неинтересно, сколько солдат выживет в этом месиве. Не важно. Я уже запланировал, как избавиться от них. Не зря же увёл флайер и ночью закатал в него двадцать ёмкостей горючки. Всю эту поганую поляну залью местным «напалмом», и пускай горят! Тогда уж точно не останется выживших, даже под мёртвыми телами соратников не спрячутся.
Флайер припрятан неподалёку от дерева, на котором я зависал аки лесной дятел. Конструкция адаптирована для взлёта и посадки в дебрях флоры. Тонкий, чуть ли не плоский корпус. Напоминает монету, вставшую на ребро. Управляемость подобной конструкции с первого взгляда кажется проблематичной, но опытный пилот вполне справится. Я видал, как на этой леталке выделывались головокружительные фигуры и неимоверные кульбиты. А в ветреную погоду эта машина опускается в лес, под защиту деревьев, и несёт в себе тонну груза прямо сквозь лесную чащу.
Что я и делаю.
Флайер скользит в направлении стихающего грохота, туда, где упали платформы. Лес обрывается, и взору открыто место крушения. Диски упали неподалёку друг от друга, два из них раскололись. Ну что ж, мой выход. Пленных не беру!
Я всё делаю правильно, и в душе они со мной согласятся, только вслух не скажут. Нет врага – нет проблемы. И не надо глупостями страдать, придумывать, что делать с пленными. Приживутся ещё, ассимилируются и будут трахать женщин, мужей которых уничтожали когда-то.
Мне ж ещё спасибо скажут, когда поймут.
Если поймут.
…Селение выглядело беспорядочным скоплением немалого числа глиняных домишек с крытыми соломой крышами. Но ещё больше там было понастроено всяческих сарайчиков для домашних животных. Именно по этой причине отовсюду хрюкали, мычали, бекали, мекали, кудахтали, крякали, гоготали, гулькотали, гавкали. Селянин высадил странников в центре, на пыльной площади возле старой ветряной мельницы. Наступил полдень, и солнце нещадно палило. Несмотря на это, здешний народ сновал с завидной активностью. Что скажешь, крестьяне, у них всегда уйма хлопот! Правда, в тот день причина у суеты была ещё вот какая… Тем вечером должен был состояться ежегодный праздник собранного урожая, и селяне тщательно готовились к важному событию.
Его программа делилась на три части. Первая – торжественное шествие по главной улице с лучшими образцами урожая, вторая – соревнование между этими образцами, третья – награждение победителей и собственно пир. Признанные наилучшими образцы уносили на вершину горы, восьми тайным мудрецам, в знак благодарности за хороший урожай. Если год выдавался неурожайным, мудрецов всё равно засыпали подарками, для того чтобы следующий был щедрее. Таким вот авторитетом по традиции пользуются в том краю умные люди… Ну или те, кого выбрали на должности умных.
На закате торжество началось. Шествие протекало бурно, участники толкались, пихали друг друга, лупили и орали, критикуя и проклиная выставляемые продукты или домашних животных соседей. Кто-то тайком пытался подпортить плоды трудов противника, это выявлялось, и… м-м-м… ползучая драчка закипала с новой силой.
Наши герои держались в сторонке, с улыбками наблюдая за происходящим. Они хорошо отдохнули, и впервые за много дней у походной команды было весёлое настроение. Даже Владка улыбнулась.
Шествие наконец притянулось к площади, там всех уже поджидал староста – плешивый толстячок, зачем-то облепленный зелёными капустными листьями. Он взялся оценивать образцы и был весьма нечестен. Публика это быстро заметила, справедливо объявила старосту подкупленным. Решили призвать судей, так сказать, со стороны. Тут-то и вспомнили про наших походников, а они особенно и не противились. Внимательно осмотрев образцы, выбрали победителей. Недовольные, конечно, были и на этот раз, но большинство с предложенным результатом согласилось.
Начался пир на весь окрестный мир. Теперь воинов прохожих, как почётных гостей, пригласили за стол. А столы просто ломились от невиданных яств и напитков. Давно не кушавшие нормально, четверо набросилась на разносолы и деликатесы. Зазвучала развесёлая музыка, и селяне закружились в танце. Тигр пригласил Владку, волшебница согласилась, и эта пара присоединилась к танцующим. Лютый быстро наелся и, откинувшись на спинку стула, о чём-то своём мыслил, а Седой продолжал насыщаться. К ним подскочил староста и предложил благородного вина, специально припасённого для гостей. Толстяк и кубки золочёные прихватил по такому случаю. Отказаться значило проявить неуважение к гостеприимному хозяину хлебосольного села.