Не верю я в скорость нашей почты. Лучше тут письмо брошу, быстрее дойдет до Франкфурта.
Кинув жетон в счетчик на тротуаре я оплатил стоянку, и побежал к почтамту. Несколько прохожих глянули на меня с легкой заинтересованностью, но, кажется, никто так и не узнал.
Слава – вещь недолгая. Вот если бы я отвел «Спираль» от падения на Москву, то жители бывшей столицы меня бы узнавали долго. А так…
За письмо пришлось еще и доплачивать. Я разменял «спейсбаксы» на рубли, наклеил на конверт две марки по тридцать копеек и бросил письмо в ящик. Привет, господин Шредер, добропорядочный немецкий буржуа. Твоя красавица-жена скучает и шлет приветы.
Брать машину с парковки было глупо. Я прошел через переход и окунулся в пахучее нутро «Елисеевского».
Приятное зрелище – изобилие вкусной еды. Уж на что я равнодушен к гастрономическим изыскам, а какие-то древние инстинкты выплеснули в кровь адреналина и начали нашептывать: «Все! Все – и побольше!»
Борясь с инстинктами я начал обход прилавков. Первым делом на глаза попалась ветчина – нежирная, как просил дед. Я кивнул улыбчивой продавщице, и проделав в уме несложный расчет выпалил:
– Семьсот тридцать два грамма «Деликатесной» ветчины, пожалуйста…
Наверное, не стоило так буквально исполнять просьбу деда о «трех зухрах»…
Улыбка девушки стала напряженной, но она все-таки попыталась выполнить просьбу. Виртуозности ее можно было позавидовать – розовый пласт лег на весы, и она поинтересовалась:
– Семьсот тридцать. Добавить?
Чувствуя себя негодяем я замотал головой.
– Нет, спасибо. Я… пошутил.
Вымученно улыбаясь девушка завернула ветчину в пленку, я расплатился и двинулся дальше, зарекшись на будущее приводить точные числа. Это не переговоры по межзвездной торговле, и не расчет джампа… это просто хороший продуктовый магазин.
…Через четверть часа я все закупил. И ликеры, и беттен хорошей телятины. С двумя пакетами в руках выскочил из гастронома, двинулся по тротуару, и был остановлен негромким голосом:
– Внучек…
Бабулька стояла метрах в пяти от входа. Явно специально, чтобы охрана магазина не сразу заметила попрошайку. Классическая нищая – в чистой, но ветхой одежде, древняя-предревняя… Дед всегда говорил, что нищенствующие у роскошных магазинов не беднее школьного учителя или участкового врача… но при этом продолжал им подавать.
Остановился и я. Порылся в кармане.
Бабка смотрела то на меня, то на вход в магазин. Зрение у нее явно было «еще то», несмотря на возраст.
Я протянул ей рублевую бумажку. Вылавливать в карманах медь, когда я только что накупил продуктов на сотню, было бы гнусно.
– Ты космонавт, внучек? – спросила бабка. Скорее утверждающе, чем вопросительно. Куртка моя была слишком уж характерная.
– Да.
– Скажи… – бабулька снова оглянулась, и успокоенная отсутствием милиции продолжила: – Ты был там…
Неужели верующая?
– Там, в чужих звездных системах… Ты ведь не просто пилот, верно?
– Я просто пилот, бабушка. Извозчик.
Что-то мешало мне, откупившись рублем прервать старуху и уйти.
– Все равно… – сморщенное старческое лицо сложилось в слабой улыбке. – Я ведь еще Гагарина помню… живого… я при коммунизме жила.
Дед мне говорил, что настоящего коммунизма в прошлом веке так и не построили, но не с попрошайкой же спор по этому делу затевать…
– Внучек… – сухая ладонь цепко взялась за мое запястье. – Ты добрый. Ты хороший человек. Скажи старухе… ты не соврешь?
Лил мелкий дождик, хотелось быстрее нырнуть в теплое нутро «Жигулей», но при виде этой старухи с непокрытой седой головой, мне становилось слишком стыдно.
– Я не совру.
– Скажи, есть у нас впереди – хоть что-то? Мне уже все равно… – улыбка, снисходительная, как осенний дождь… – но у меня есть правнук… и внук, хотя в этом я и сама порой сомневаюсь…
– О чем вы, бабушка?
Старуха покачала головой.
– Неужели ты не понимаешь? У тебя умные глаза… Всегда нам говорили о великом будущем. О счастье человечества. Я ведь коммунизм строила… потом капитализм… пыталась… Все мы ради этого терпели. Ради будущего, ради счастья… Сейчас вы звездное будущее строите. Мальчик, ты веришь, что это не зря?
– Я хочу верить, – прошептал я.
И тут из текущего по тротуару ручейку прохожих вынырнул милиционер в сером дождевике. Остановился, зыркнул на старуху глазами, быстро козырнул мне и произнес:
– Опять?
Старуха попятилась.
– В отделение захотела? – продолжал милиционер.
Бабулька начала быстро отступать. Милиционер сделал было шаг ей вслед, но я поймал его за плечо.
– Отставить!
Слава Богу, что у всех российских космонавтов «двойное подчинение». Не только фирме-перевозчику, но еще и Роскосмосу. Который, если говорить начистоту, организация военная.
И мое звание майора ВВС, после трехлетней давности указа президента Шипунова, кое-что значит и в иерархии МВД.
Но милиционер не выглядел ни разозленным, ни разочарованным.
– Вы космонавт, – утверждающе произнес он. – Не думайте, что я… такой уж…
Он был еще совсем молодой парень, этот московский милиционер. И, похоже, не сволочь, из тех что сшибает деньги с каждого торговца и гоняет нищих.
– Сумасшедшая она просто, старуха эта… Вечно здесь толчется – и пристает к космонавтам. С вопросами, «как там на звездах»… «что с нами будет». Больная…
Я посмотрел ему в глаза. Честные глаза, просто совсем молодые. Даже моложе и наивнее моих.
– А может быть она одна нормальная, сержант? – спросил я.
Кажется, он так меня и не понял… Я бросил пакеты с продуктами на заднее сиденье, посидел с минуту, облокотившись на руль.
Верю ли я в наше будущее?
Медленно повернув голову я скользнул взглядом по толпе. Словно камерой снял общий план, а потом, прикрыв глаза, разглядел картинку.