— Винсон! — крикнул он.
Лейтенант испуганно обернулся.
— Да, сэр?
— Подержите тело Кирана снаружи. Я свяжусь с Мехико.
— Да, сэр.
Всё ещё сердитый, Мелони отправил сообщение персоналу в Мехико. Покончив с этим, он выкинул случившееся из головы. Ответственность была передана, пусть парни, отсиживающие на задницы там, на Земле, разбираются сами.
Полковник Хаусман, заместитель командира кадровой службы UNRC, был человеком, которому было адресовано послание Мелони. А позже, когда он отправился на доклад к Гарсесу, бригадиру, командовавшему отделом, он взял сообщение с собой.
— Мелони, должно быть, сильно потрясён катастрофой, — сказал он. — Взгляните на это.
Гарсес прочитал сообщение, затем поднял глаза.
— Знаете что-нибудь об этом? Я имею в виду эксперименты в Дели?
Хаусман позаботился о том, чтобы проинформировать себя по этому вопросу, и мог с уверенностью ответить.
— Чертовски мало. Эти ребята в Дели забавлялись замораживанием насекомых и их размораживанием, и они думают, что когда-нибудь этот процесс можно будет развить до такой степени, что у них получится оживлять замороженных космонавтов. Это сомнительная идея. Я устрою Мелони разнос за то, что он заговорил об этом в такое время.
Гарсес, помедлив, покачал головой.
— Нет, подождите. Дайте мне подумать.
Несколько мгновений он задумчиво смотрел в окно. Затем сказал:
— Передайте Мелони, что тело этого парня — как его зовут, Киран? — должно быть сохранено в космосе на случай возможного воскрешения в будущем.
Хаусман чуть не испортил себе послужной список, воскликнув:
— Ради Бога, — но вовремя сдержался и сказал, — Но могут пройти столетия, прежде чем процесс воскрешения будет доведён до совершенства, если он вообще будет доведён.
Гарсес кивнул:
— Я знаю. Но вы упускаете психологический момент, который может быть ценен для UNRC. У этого Кирана есть родственники, не так ли?
Хаусман кивнул:
— Овдовевшая мать и сестра. Его отца давно нет в живых. Ни жены, ни детей.
Гарсес сказал:
— Если мы скажем им, что он мёртв, заморожен в космосе, а затем похоронен, всё будет кончено. Не почувствуют ли эти люди себя намного лучше, если мы скажем им, что он очевидно мёртв, но может быть воскрешён, когда в будущем будет усовершенствована техника оживления?
— Полагаю, им будет легче, — признал Хаусман. — Но я не вижу…
Гарсес пожал плечами:
— Всё просто. Знаете ли, мы только начинаем по-настоящему осваивать космос. По мере продвижения UNRC вперёд ещё множество людей пострадает по той же причине, что и Киран. Будет поднят вой по поводу наших списков потерь, так всегда бывает. Но если мы сможем сказать, что они заморожены только до тех пор, пока не будет разработана техника оживления, всем станет от этого легче.
— Полагаю, связи с общественностью важны… — начал было Хаусман, и Гарсес быстро кивнул.
— Так и есть. Проследите, чтобы всё было сделано, до того как пойдёте совещаться с Мелони. Убедитесь, что это попадёт в видеосети, я хочу, чтобы это увидели все.
Позже, под пристальным взором множества камер и миллионов людей, облачённое в скафандр тело Кирана было торжественно доставлено в выбранное место, где оно будет вращаться вокруг Луны. Любые намёки на погребение тщательно избегались. Поражённый космосом человек — никто не называл его «мёртвым» — должен был оставаться в этом положении до тех пор, пока процесс оживления не будет доведён до совершенства.
— До скончания веков, — кисло подумал Хаусман, наблюдая за происходящим. — Полагаю, Гарсес прав. И со временем у нас здесь будет целое кладбище.
Со временем так и случилось.
2
Во сне ему шептал тихий голос.
Он не знал, что тот ему говорил, кроме того, что это было важно. Он едва ли вообще осознавал, что это происходит. Раздавался тихий шёпот, и что-то в нём вроде как слышало и понимало, а потом шёпот затихал, и снова не было ничего, кроме снов.
Но были ли это сны? Ничто не имело ни формы, ни смысла. Свет, тьма, звук, боль и не-боль, всё это текло сквозь него. Текло сквозь кого? Кем он был? Он даже этого не знал. Ему было всё равно.
Но ему стало не всё равно, когда этот вопрос смутно забрезжил в его голове. Он должен попытаться вспомнить. Там было нечто большее, чем сны и шепчущий голос. Там было — что? Если бы у него была хоть одна реальная вещь, за которую можно было бы уцепиться, на которую можно опереться и из которой можно выкарабкаться — такая вещь, как его имя.
Но имени не было. Он был никем. Уснуть и забыть обо всём. Спать, видеть сны и слушать…
— Киран…
Это слово пронеслось в его мозгу вспышкой молнии. Он не знал, что это за слово и что оно означает, но оно нашло в его душе какой-то отклик, и его мозг прокричал его:
— Киран!
Не только его мозг, но и его тело кричало слово, резко и хрипло, его лёгкие, казалось, горели огнём, когда они исторгали слово.
Его трясло. У него было тело, которое могло дрожать, которое могло чувствовать боль, которое чувствовало боль сейчас. Он попытался пошевелиться, прервать кошмар, снова вернуться к смутным снам и успокаивающему шёпоту.
Он пошевелился. Его налитые свинцом конечности зашевелились, грудь начала подниматься, тяжело дыша, глаза открылись.
Он лежал на узкой койке в очень маленькой металлической комнате.
Он медленно огляделся. Место было незнакомым. Сверкающий белый металл стен и потолка был незнаком. Незнакомой была и лёгкая, настойчивая, проникающая везде щекочущая вибрация.
Он не был на «Пятом колесе». Он видел там каждую каморку, и ни одна из них не была похожа на эту. Кроме того, отсутствовал настойчивый шум вентиляционных насосов. Где…
— Ты на корабле, Киран. Звездолёт.
Что-то в глубине сознания подсказывало ему это. Но, конечно, это была нелепость, причуда воображения. Никаких звездолётов не было.
— С тобой всё в порядке, Киран. Ты на звездолёте, и с тобой всё в порядке.
Решительная уверенность пришла откуда-то из глубин мозга, и это успокаивало. Он чувствовал себя не очень хорошо, он чувствовал дурноту и боль, но беспокоиться об этом не стоило, когда он точно знал, что с ним всё в порядке…
Чёрт возьми, с ним всё было в порядке! Он был в каком-то новом, незнакомом месте, его подташнивало, и он вообще не был в порядке. Вместо того чтобы лежать здесь на спине и слушать утешительную ложь своего подсознания, ему следовало бы встать и выяснить, что происходит, что с ним случилось.
Внезапно память начала проясняться. Что же произошло? Что-то, грохот, ужасный холод…
Кирана пробрала дрожь. Он был в секции Т2, на пути к шлюзу, и внезапно пол под ним поднялся, а «Пятое колесо», казалось, разлетелось на куски. Холод, боль…
— Ты на звездолёте. С тобой всё в порядке.
Ради всего святого, почему его разум твердил ему подобные вещи, в которые он верил? Ведь если бы он не верил им, то впал бы в панику, не зная, где он находится и как сюда попал. В его сознании была паника, но против неё был барьер, барьер успокаивающих заверений, которые приходили неизвестно откуда.
Он попытался сесть. Бесполезно, он был слишком слаб. Он лежал, тяжело дыша. Он чувствовал, что должен биться в истерике от страха, но почему-то этого не было, барьер в его сознании не позволял это делать.
Он уже решил попытаться закричать, когда дверь в боковой части маленькой комнаты отворилась и вошёл мужчина.
Он подошёл и посмотрел на Кирана сверху вниз. Это был молодой человек с волосами песочного цвета, плотной, грузной фигурой и плоским жёстким лицом. Его глаза были голубыми и пронзительными, и у Кирана возникло ощущение, что это не человек, а взведённая пружина. Он опустил взгляд и сказал: