Около двух часов ночи, с 8 на 9 марта, Дмитрий Рычков первым заметил, что боевики готовятся прорвать боевые порядки отряда и выйти из окружения. Было их человек тридцать — гораздо больше, чем спецназовцев. Выпустить их — означало провалить операцию. И ефрейтор Рычков с рядовыми Пановым и Пономаревым приняли бой.
Ночью, в полной темноте они вступили в перестрелку. Дима из своего автомата уничтожил троих бандитов, когда те попытались их перехитрить: они отлично ориентировались в лабиринте разрушенных построек, поэтому, прячась в развалинах, стали обходить огневые позиции спецназовцев с левого фланга.
Дмитрий скорее догадался, чем увидел, что они намерены сделать. Как будто что-то внутри подсказало ему: вон там, за остатками разрушенных стен, движется ползком живая цепочка. Еще несколько минут — и они начнут стрелять.
— Я сейчас, — очень тихо сказал он товарищам. — А вы смотрите в оба!
Он отобрал несколько гранат и неслышно пополз навстречу боевикам.
Они его не замечали. Дима ждал их и слышал даже, как они негромко переговариваются в темноте.
Когда в десятке метров от него показались бандиты, он бросил гранату и сразу нырнул от взрыва в укрытие. Потом еще одну, и еще. Уже после боя выяснилось, что на его счету — семеро.
А потом началось... Стоило только их отряду вступить в село — огонь обрушился на них со всех сторон. Такого он еще не испытывал: создавалось впечатление, что у боевиков есть буквально все существующие виды оружия. И такого плотного огня ему тоже видеть не приходилось: невозможно было даже высунуться из развалин, чтобы выстрелить.
Дима затаился в разрушенном здании. Буквально в ста метрах от него засел минометный расчет противника: он видел, как боевики стреляют без остановки. Он огляделся. Если переползти вон туда, к развалинам дома — стрелять будет удобнее. А потом можно будет попробовать обойти их справа.
Прижимаясь к земле, насколько это возможно, он осторожно пополз. Кучи битого кирпича и воронки от взрывов, которые только что казались надежными укрытиями, вдруг стали словно прозрачными: казалось, огонь проникал всюду. Через каждые два-три метра Диме приходилось подолгу пережидать. Еще никогда такой короткий путь не занимал столько времени.
“Ближе уже не получится”, — подумал он, устраиваясь у основания разрушенной стены и высматривая из-за укрытия одного из минометчиков, которого он выбрал своей первой целью. На секунду оглянулся и удивился: как же ему удалось доползти сюда, если пули безжалостно рвут землю на всем протяжении его пути?.. Впрочем, он сразу же забыл об этом.
Один выстрел — и миномет умолк. Дима облегченно вздохнул, но тут же ему показалось, что теперь стреляют только по нему одному: он даже не мог поднять голову, чтобы увидеть своих. Лишь мельком заметил, что спецназовцы пытаются вытащить с поля боя раненых, которых было очень много.
Неожиданно совсем рядом разорвалась граната, и его словно окатили кипятком: боль от впившихся осколков пронзила все тело. Какое-то время он просто лежал, пытаясь справиться с отчаянием.
Справился. И снова начал стрелять. “Ничего, — мысленно повторял он, стараясь не думать о боли. — Еще немножко, и меня заберут. Все будет нормально”. Он даже попытался переползти в более надежное место, но не было сил двигаться. Он лежал во дворе какого-то дома, а боевики были совсем близко — через улицу. Нужно было продержаться недолго: спецназовцы старались спасти как можно больше раненых, пользуясь замешательством противника. Спасли бы и Диму. Если бы не тот выстрел снайпера, засевшего в развалинах...
Не стало его 15 марта. Мать, Галина Александровна, узнала о гибели Димы 17 марта. А бабушка, которую он очень не хотел расстраивать, об этом не узнала вообще: 19 марта 2000 года она умерла. Домой пришло официальное письмо от командования части с соболезнованиями по поводу смерти солдата.
А мама не хотела в это верить. И командир группы плакал, рассказывая о последнем бое Димы, когда она приехала, чтобы встретиться с ним... Впервые эта женщина увидела, как командиры плачут по своим солдатам.
Екатерина ПОСТНИКОВА