Спецназ изначально занял на лодке обособленное положение. Местом пребывания команды Кошкина был определён кормовой торпедный отсек, который, как известно, является на подлодке крайним. Они же были и за торпедистов. Кроме этого спецназ отвечал за торпедный катер и малую подлодку. От других обязанностей по несению внутренней корабельной службы спецназовцы были освобождены, поскольку выполняли куда более серьёзную задачу: охранять лодку во время стоянки. То есть, когда весь свободный от вахты экипаж развлекался на берегу, спецназ продолжал нести службу, причём в усиленном режиме.
Таким образом, даже в это, казалось бы, самое благоприятное время, задушевный разговор между Берсеневым и Кошкиным состояться ну никак не мог. За глаза офицеры меж собой Кошкина, конечно, обсуждали. Каждый судил, разумеется, в меру своей испорченности, но к общему знаменателю прийти всё же сумели. Кошкин, решили, офицер толковый. Службу его люди тянут справно, в бою ни разу не подвели. К сослуживцам относится ровно, никого не выделяет. В обращении вежлив. Не бука. В кают-компании может и шутку поддержать. А что держится особняком – его право.
– Выбрались подышать свежим воздухом, товарищ капитан-лейтенант? – поинтересовался Скороходов.
– И это тоже, – улыбнулся Кошкин.
– А помимо? – насторожился Скороходов.
– Хочу, товарищ командир, поделиться с вами и с товарищем капитан-лейтенантом некоторыми соображениями относительно личности господина Санчеса.
– Вы что, знакомы? – удивился Скороходов.
– Никак нет. Пересеклись недавно в кают-компании.
– И что, за столь короткий срок успели на него что-то, извиняюсь за выражение, нарыть?
– Не очень много, – ответил Кошкин, – но одно могу сказать определённо: он наш человек!
– Что значит «наш»? – не понял Скороходов. – Из Союза, что ли?
– Никак нет. Наш не в смысле наш, а наш в смысле, что тоже из спецназа, только, видимо, американского.
– Как вы это определили? – спросил Скороходов.
– Я его слегка прощупал. Есть особая метода…
– Понятно… Ошибки быть не может?
– Никак нет.
– Что ж, – Скороходов коротко вздохнул. – Будем иметь в виду. Спасибо, товарищ капитан-лейтенант!
– Подходим к месту, которое указал Санчес, – доложил штурман.
– Что тут у нас, – взялся за бинокль Скороходов. – Сплошные джунгли.
– Тропический лес, – поправил Берсенев.
– Та же хрень! – отмахнулся Скороходов. – Что по карте?
– То же самое, – доложил штурман. – Никаких потаённых бухт не обозначено, подходов к берегу нет.
– «Туриста» на мостик! – распорядился Скороходов. – Пусть удивляет.
Появившись на мостике, Санчес внимательно осмотрел береговую линию. Объявил:
– Немного не дошли, но ход стоит сбавить. – Через некоторое время обратился к Скороходову: – Сэр, прикажите застопорить машины. С этой минуты я принимаю на себя обязанности лоцмана и готов провести лодку в убежище, если с вашей стороны нет возражений.
Скороходов кинул:
– Командуйте!
Команды Санчес отдавал, не отрывая глаз от бинокля. При этом наводил объектив то на берег, то на воду. Повинуясь его командам, лодка, виляла кормой, что портовая девка задом, медленно приближаясь к берегу. На всякий случай Скороходов приказал поставить на нос лотового, но ни от него, ни от дежурного акустика тревожных сигналов не поступало.
Когда лодка, казалось, вот-вот уткнётся в берег, часть суши по правому борту отделилась и стала мысом, образовав между собой и берегом проход.