– Ну, ты даёшь…
Под взглядом брата Пётр почувствовал себя экспонатом в кунсткамере. Это его слегка задело.
– Хватит меня разглядывать! – чуть раздражённо воскликнул он. – Как будто польская военная форма теперь редкость в Питере, а?
– Да нет, не редкость, – ответил Александр. – Просто странно видеть её на родном брате.
– Так привыкай быстрее. Будешь видеть её на мне ещё минимум два года. Войти-то можно?
– Да, конечно, проходи, – Александр поспешно посторонился, пропуская брата в квартиру.
За столом много не пили, больше разговаривали. Сначала рассказывал Пётр. Долго и обстоятельно. Саша внимательно слушал, не забывая изредка наполнять рюмки. Когда пришла очередь говорить самому, немного засмущался.
– Мне супротив тебя хвалиться особо нечем. Это ты у нас герой, – Александр кивнул на два ордена на кителе Петра. – А я пока наградами не обзавёлся, хотя без дела, понятно, не сижу.
– Кончай скромничать, братуха, – возразил Пётр. – Скажи лучше, что про свою работу распространяться не имеешь права, верно? Изобретаешь, как батя, и, верно, не игрушки?
– Не игрушки, – кивнул Александр. – Что до отца… Мы ведь все трое по его стопам пошли: ты – по одним, я – по другим, Колька – по третьим.
– Это да, – согласился Пётр. – Батя у нас – глыба! Нам всем скопом дай бог за ним угнаться. Кстати, что там Колька?
– Не поверишь, фиг бы его знал, – рассмеялся Александр. – Одним словом, разведчик!
В крохотной квартирке Александра зазвонил дверной звонок.
– Ждёшь кого? – спросил Пётр. – Может, Машаня?
– Нет, точно не она. Машаня в Москве, у Глеба. Они так и живут на два города: то она в Москву вырвется, то он в Питер нагрянет.
Когда в прихожей раздался знакомый голос, Пётр внутренне напрягся.
– Ну, здравствуй, пан майор!
В глазах вошедшего в комнату Николая Ежова-старшего плясали весёлые чертенята. Пётр облегчённо вздохнул: разноса не будет.
…– А какой мне был смысл тебе разнос устраивать? – чуть позже объяснял Николай. – Всё одно ведь ничего поправить нельзя. Я так и матери объяснил: контракт разорвать – огромная проблема, а когда ещё обе стороны, его заключившие, этого не хотят, так и вовсе невыполнимая.
– А она что? – со страхом в душе спросил Пётр.
– А что она? После того, как я ей твою позицию обрисовал: негоже, мол, командиру своих солдат бросать накануне боя, вроде, успокоилась. Приврал я, конечно, немного, но надо было тебя дурака выручать, а то мать совсем уж собралась к Холлеру на приём.
– А он что, в Москве?
– Бывает наездами. Ну, мать твоя и в Ставку бы поехать не постеснялась. Они с Надей Аллилуевой, после того, как вас с Васькой по госпиталям разложили, такую деятельность развернули, что любая медкомиссия при их виде в дрожь впадала.
– А что же вы с дядей Сосо их не урезонили? – спросил Пётр, одновременно отметив, что насчёт матери оказался прав.
– А ты свою Светлану урезонил? – спросил Николай, увидел, как разом помрачнел сын, понял, что попал в точку, и поспешил соскочить с темы: – Да есть у ваших мам своя правда. Раны-то вы себе не гвоздём, чай, проковыряли, в бою получили. Вон, Васька, до сих пор с тросточкой ходит.
– Я не Васька! – жёстко сказал Пётр.
– Не Васька, – кивнул отец. – В том смысле, что твоё увечье не так заметно. Потому ты на фронт и идёшь, коли так невмоготу…
…– Светик, а помнишь, что ты мне сказала, когда провожала на фронт в Екатеринбурге?
– Нашёл, чем попрекнуть! – зло сверкнула глазами Светлана. – Всё я помню, и повторила бы те слова вновь, когда бы ты Родину – нашу Родину! – защищать шёл. А так… Когда для тебя жизнь в окопе милее жены и ребёнка… Иди, конечно, коли решил, но знай: доброго напутствия от меня ты не дождёшься!
Договориться супругам не удалось. Пётр ушёл на вокзал, оставив рыдающую жену на руках у матери.
Ольге Матвеевне так и не удалось успокоить дочь. Слёзы перешли в истерику, потом начались роды. Ребёнок родился мёртвым…
19-март-42
Как ведут себя разведчики-нелегалы? Используют принцип хамелеона: главное – слиться со средой, и уж точно не пекут, запершись на все замки, картошку в камине…
Оберштурмфюрер СС Курт Раушер жил той же жизнью, что и большинство офицеров СД из окружения Гейдриха, разве старался не сильно выделяться, за что получил среди коллег прозвище Maus (мышонок), чему втайне был рад: постепенно забылось прежнее прозвище Малыш, которое, если сделать перевод на русский, до буквы совпадало с позывным союзного разведчика, майора ГБ Николая Ежова.