– Вот как? И вам не показалось это странным?
– Честно говоря, нет. Они ведь пострадали не при пожаре в кабинете главврача, а много раньше, видимо, в бою.
– Хорошо, – кивнул следователь, – вы свободны!
На следующий день тот же следователь разговаривал с хирургом, делавшим операцию таинственному гауптману.
– Парню просто повезло, что поляки не успели его прооперировать, – разглагольствовал хирург. – Эти коновалы просто отрезали бы ему ногу. А так… Нет я, конечно, не утверждаю, что он будет танцевать, даже без тросточки вряд ли сможет передвигаться, зато на своих двоих!
Врач рассмеялся собственной шутке, из вежливости улыбнулся и следователь. Следующим в его опросном списке стояла фамилия лечащего врача.
– Вы говорите, что у вашего пациента частичная потеря памяти? В чём это выражено?
– Он не помнит ни как его зовут, ни откуда он родом, зато помнит, что танкист, и хорошо помнит бой, в котором его ранило и контузило.
– А это нормально: тут помню, а тут нет? – спросил следователь.
Врач пожал плечами:
– Явление не столь уж и редкое.
– Понятно… И как долго может продлиться эта его амнезия?
– Месяц, год, всю оставшуюся жизнь.
– Тогда не будем полагаться на удачу, – улыбнулся следователь, – я сам подберу ему имя! – В ответ на недоуменный взгляд врача, улыбнулся ещё шире: – Шутка!
– Итак, вы утверждаете, что ваш подопечный не кто иной, как числящийся пропавшим без вести капитан танковых войск Копп Вилли?
– По крайней мере, он вполне им может быть.
Ответ показался начальнику по меньшей мере странным, и он потребовал объяснений.
– В тот день, – пояснил следователь, – в Варшаве шли тяжёлые бои. Пропавшими без вести числятся несколько офицеров-танкистов, и среди них три гауптмана. Я разговаривал с сослуживцами всех троих. Гауптман Копп по описанию больше других похож на моего подопечного.
– Опознание делать не пробовали?
– Не имеет смысла, штандартенфюрер. Половина лица Коппа до сих пор скрыта повязкой. К тому же его сегодня отправляют в другой госпиталь. Долечиваться он будет уже в фатерлянде. Если мы отправим его туда без документов…
Штандартенфюрер жестом остановил следователя:
– В том, что он германский офицер, мы можем быть уверены?
– Абсолютно! – уверенно произнёс следователь.
– В таком случае, почему бы ему не быть Коппом, раз он сам против этого не возражает?
Штандартенфюрер скрепил бумагу подписью и протянул лист следователю:
– Можете оформлять документы!
– Какого чёрта ты меня сюда притащил?
Благодаря стараниям Раушера, Науйокс нынче недоперепил, потому пребывал в отвратнейшем расположении духа.
– Говорят, отсюда лучше всего наблюдать праздничный фейерверк, – жизнерадостно сообщил Раушер, старательно делая вид, что не замечает дурного настроения подельника.
С тех пор как Зверев завербовал Науйокса, Николай для себя иначе как подельником его и не называл. А как ещё? Приятель? Слуга покорный! Коллега? Согласитесь, как-то не очень. Подельник – в самый раз.
Подписаться-то под вербовкой Науйокс подписался, но запил с той поры, сволочь, основательно. А дела, которое помогло бы ему встряхнуться, как назло, всё не подворачивалось. Зверев обещал что-нибудь придумать, но, как подозревал Николай, исключительно в ответ на его настойчивые просьбы. А германское руководство вообще отправило обоих офицеров в резерв, где они и мыкались в ожидании нового назначения. После гибели Гейдриха, РСХА временно возглавил сам Гиммлер, и прежние обязанности Раушера и Науйокса теперь исполняли его люди. Так что Николай стал всерьёз опасаться, как бы самому не запить. Поэтому, когда Зверев настоятельно посоветовал в день рождения фюрера посмотреть праздничный фейерверк, Николай решил советом обязательно воспользоваться, нутром чуя: что-то здесь не так. С утра присутствовали на торжественном собрании, где слушали обильно политые елеем речи в честь Гитлера. Потом Раушера кто-то отвлёк, Науйокс этим воспользовался, пришлось вытаскивать его из кабака, чем тот остался недоволен и пребывал в этом состоянии до настоящей минуты. Вечерело. Гуляющие всё чаще поглядывали то на часы, то на небо…
– Расчётное время, командир! – доложил штурман.
– Экипаж, снижаемся, приготовиться к сбросу! – скомандовал Глеб, отжимая штурвал от себя.