По большому счёту, Пётр Ежов был самцом и бабником. Нет, Светлане он до вчерашней ночи не изменял, но во время учёбы в училище не раз пускался в эротические изыскания. Однако столь покорной женщины, как Эльза, он пока не встречал. А раз так, то почему бы не проверить, сколь далеко эта покорность распространяется? Когда перед тем, как лечь в постель, Эльза, оставшись в одной сорочке, потянула руку к выключателю, Пётр сказал:
– Не надо тушить свет.
Эльза замерла, видимо, призадумавшись, но потом убрала руку от выключателя и повернулась к Петру: мол, чего ещё пожелаешь? А самец, которого Пётр не побоялся выпустить из клетки, желал сегодня многого. Жестом показал: снимай сорочку. Эльза чуть покраснела, но приказ выполнила беспрекословно. Следующим жестом самец подозвал самку к себе. Изучение обнажённого женского тела продолжалось несколько минут, в течение которых Эльза принимала те позы, которых от неё хотели. Потом жёсткая эротика перешла в не менее жёсткое порно, хотя и без особых извращений.
Когда глубоко за полночь Пётр, поцеловав уставшую Эльзу, хотел повернуться набок, та его придержала:
– Постой. Прежде чем уснуть ответь мне на один вопрос.
– Спрашивай, – милостиво разрешил умиротворённый Пётр.
– Кто ты на самом деле?
Чем такое услышать, лучше упасть копчиком на асфальт, честное слово! Пётр лежал, устремив неподвижный взгляд в потолок. Эльза не сводила с него глаз в ожидании ответа. Время шло…
Не дождавшись, когда на потолке появится подсказка – пусть даже и на кириллице! – Пётр стал выкручиваться сам.
– Как ты догадалась? – спросил он.
– Ты не очень-то похож на Вилли, даже с поправкой на шрам, – усмехнулась Эльза. – Впрочем, я сомневалась, пока не легла вчера с тобой в постель.
– Что-то было не так?
– Всё! Ты понимаешь, всё было не так! И это ни на какую амнезию не спишешь.
– Но ведь я мог приобрести новый опыт за то время, что мы были в разлуке, – попробовал сопротивляться Пётр.
– Где, на фронте? А пенис ты тоже там отрастил?
На такое возразить было нечего. Помолчав, Пётр сказал:
– Так вот почему ты увела детей к соседке…
– Ну, не могла же я оставить их на целый день с посторонним человеком?
– Сознайся: причина не только в этом?
Пётр заглянул в глаза Эльзы, и та не смогла солгать, ответила с вызовом:
– Да, я ещё целый день думала: доносить на тебя или нет.
– И почему не донесла? – деревянным голосом поинтересовался Пётр.
– Не думай, не только поэтому, – Эльза похлопала Петра между ног. – Просто я ненавижу фашизм за то, что он сделал с Германией, так же, как ненавидел его Вилли.
– Вилли был антифашистом? – вырвалось у Петра. – То есть я хотел сказать… Ладно, ты, возможно, права, и я, наверное, не Вилли!
Глаза Эльзы требовали: продолжай!
– В госпиталь в Варшаве я попал в беспамятстве. Потом сознание вернулось, а память – нет. Так что моя амнезия – не выдумка. Как не выдумка и то, что найденные при мне документы сильно пострадали. В них удалось разобрать только моё звание. А то, что я танкист, определили по комбинезону. Следствие выяснило, что в этот день без вести пропали четыре гауптмана-танкиста. Я мог быть любым из них. Из части, где служил Вилли Копп, приезжал человек, и сказал, что я очень на него похож. А мне, честно говоря, было всё равно. Теперь ты знаешь всё.
Пётр посмотрел на Эльзу и заметил в её глазах испуг. Маленькая месть свершилась, но развивать успех в намерения Петра не входило.
– Успокойся, – сказал он, ласково поглаживая женщину по щеке. – Не помню, был ли я, как твой муж, антифашистом, но то, что происходит сейчас в Германии, мне точно не по нутру. Ты довольна, будем спать?
– Ещё одна маленькая просьба, – смущённо произнесла Эльза. – Скажу честно, мне очень нравится заниматься с тобой… этим… но, только пойми меня правильно, я сегодня едва выполнила норму.
«Вот я эгоист! – ругнул себя Пётр. – Дорвался до бесплатного и затрахал бабу. Мне – удовольствие, а ей ещё смену на заводе впахивать!»