Доктор Вирамонтес перекладывает длинную серебристую прядь, заплетенную в хвостик и закрепленную бисерным зажимом, сделанным в его родном индейском племени олони.
– Досадно. И куда именно?
Я сообщаю ему подробности о гламурном лагере, которыми со мной поделилась мама.
Доктор Вирамонтес почесывает подбородок:
– Кажется, я понимаю, о каком лагере вы говорите, это недалеко от Кондор Пик.
Он выхватывает из переднего кармана своей сумки на колесиках листок бумаги и протягивает мне. Это информационный листок о поездке клуба. Доктор тычет пальцем в карту и показывает, где по отношению к Кингс Форест и Кондор Пик располагается гламурный лагерь.
– Думаю, это в паре часов езды на машине. Полагаю, у вас будет возможность заглянуть на огонек. Мы пробудем там три ночи.
– Можем с тобой там встретиться, – ободряюще говорит Авани.
– Не знаю, как будут обстоять дела с транспортом, – говорю ему я, складывая бумажку, – но подумать я точно подумаю.
– Нам будет приятно вас видеть. Когда что-нибудь решите, дайте мне знать.
Он поднимает ко лбу два пальца, небрежно отдает честь и просит меня соблюдать осторожность, возвращаясь вечером домой.
– Ты же поедешь, правда? – взволнованно шепчет Авани, когда он уходит.
Мой мозг трепещет. В груди тоже вспыхивает дрожь.
– О господи, мне правда этого очень хотелось бы.
– Тогда пойдем, – говорит Авани, – встретимся в Кондор Пик. Обещай мне, Зори.
– Попробую, – говорю я, не совсем уверенно, но все же с надеждой.
– Звездная вечеринка, а вот и мы, – говорит подруга, и на мгновение меня охватывает чувство, что между нами все стало как прежде.
Но когда мы выходим из зала и она провожает меня до парковки, я вспоминаю, что ждет меня дома.
Я гоню от себя ужас, сосредоточиваюсь на радостях вождения, отъезжаю от обсерватории на холме и спускаюсь в город. Стоит прекрасный летний вечер, небо покрыто пологом звезд. Моих звезд. Каждый из этих мигающих светлячков принадлежит мне. Они чудесны, в городе тихо и темно, я в полном порядке.
Проблема лишь в том, что это не так.
Обычно я люблю водить мамину машину, хотя ей уже несколько лет и в ней стоит легкий запах пачули. Стереосистема тяжело бухает низкими частотами, я наслаждаюсь долгой дорогой домой, мчась по бесплатной автостраде вдоль темно-синей воды, вдали мерцает огнями Сан-Франциско. Если не считать редких поездок в магазин, это единственный случай, когда я действительно сижу за рулем. Но мама хотя бы доверяет мне свой седан, в отличие от отца, который и близко не подпускает меня к своему винтажному спортивному кару. Слишком дорого стоит.
Однако теперь я, сама того не желая, без конца думаю о строчке из письма – той самой, где написано «одна из многих». Интересно, а других женщин отец катал в своей идиотской машине? И сколько их было? Я всегда считала отца достойным человеком, пускай и несколько искусственным и неестественным в образе Бриллиантового Дэна, но теперь он предстал передо мной в наряде Хью Хефнера[1] с двумя фигуристыми дамами в объятиях.
От всего этого меня тошнит.
Я поворачиваю в наш тупичок и паркую машину за папиным «корветом» на подъездной дорожке нашего дома. Меня приветствуют костлявые силуэты пальм. В клинике темно, значит, допоздна никто не засиделся. Я нерешительно поднимаюсь по ступенькам примыкающего к ней дома и опасливо открываю входную дверь нашей квартиры.
Через всю гостиную мне навстречу мчится ком белого меха. Андромеда хоть и стареет, но при этом остается все такой же прелестной и милой. Никто не устоит перед каре-голубыми глазами этой хаски. Я засовываю пальцы под ошейник, щедро чешу ее и целую в макушку.
– Привет, моя хорошая, – говорит мама.
Она растянулась на диване, накрылась одеялом и читает в неярком свете лампы журнал, в то время как по телевизору с выключенным звуком идет реклама.
– Как твой астрономический клуб?
– Отлично, – отвечаю я, протягивая ей ключи от машины, – а где папа?
Она кивает на кухонный балкон, на котором маячит темная фигура:
– Вон, по телефону разговаривает.
Когда я слышу его голос, слишком тихий, чтобы разобрать слова, у меня внутри все сжимается. Он вечно говорит с кем-то по телефону, причем всегда за закрытой дверью, отойдя от нее на несколько шагов. Раньше я считала это обычной вежливостью: в таком деле, как разговоры по мобильному на публике, мама придерживается традиций старой школы.
Но теперь мне было бы крайне любопытно узнать, кто у него на том конце линии.
1
Хью Марстон Хефнер (1926–2017) – американский издатель, основатель и шеф-редактор журнала «Плейбой».