Весть пробралась тихонько по шатким оградам
И мосты, как чреду колыбелей, качала.
Через площадь пустую тень прошла без следа,
Только отзвук шагов её бродит украдкой.
Пыль земная, запомни навек, навсегда
Сохрани человеческих ног отпечатки!
Эта ночь.
Этих стен напряжённость.
И спросонья вопрос. И ответ: "Помолчи!"
Эта странная ласка, смешок утомлённый.
Жизнь и смерть
Этой сальной свечи.
Месяц маску из воска на окна надел,
На застывший, холодный их взгляд,
На базар, что, как в инсульте, оцепенел,
Средь фургонов пустых и железных оград.
Песня о твоём лице
Когда тебя никто не видит,
Начинает
Лицо мертветь.
На скулах пряди мёртвы, белы,
Как медведь.
Их на подушке расправляешь;
Идёшь - несёшь, припав к стене;
На воздух звёзд их выставляешь,
Как в раме, друг мой, на окне.
От тишины стеклянной в мае ночь хрупка,
А улица – бинокля глаз голубоватый.
Луна, окаменев, свет льёт сквозь облака.
Мир замер – ветер, звук исчезли без возврата.
Полночи тишина над площадью встаёт,
И башен головокруженье замирает.
Смирись пред холодом касания её,
Пред нею, друг мой, всякий шум смолкает.
Твоё лицо дрожит и умерло в окне,
Как образ родины, что может позабыться.
Ведь маска лунная блуждания во сне,
Дорог пустых и на него ложится.
И хоть растерянность в зрачках твоих видна,
А в складках рта страх полон боли, странен,
Твоё лицо сияет грозно, как луна,
Как Божий мир, одетый в бледный камень.
По ту сторону мелодии
Ушёл в переулок дед со скрипкой и с внуком.
Говори, говори же! Ночь не слышит нас даже.
С твоими камнями я рос, был им другом,
Я знал, что они всё, как исповедь, скажут.
На ресницах у мира эти камни – слезой.
Платочек из шёлка их разве осушит?
И над каждой дрожащей над ними строфой
Орлом безмолвие кру'жит.
Иногда пробудишься средь ночи от сна,
То ли ýмно, то ли глупо - усмехнёшься легонько…
Наблюдают за нами матерей седина,
Молчанье комнат, где нет ребёнка.
Мы вернёмся к дорогам, оставленным нами,
И восстанут, неся облака и напев,
И возьмут нас с собой, нежно гладя руками,
На широкой груди укачав и пригрев.
Продолжай! Расскажи,
Как колодцы свежи',
Лес осенний пылает, весь разряжен и ал,
Но без друга, без слов
Пашет поле своё
Нашей боли комочек, пристыжен и мал.
Нет спасенья ему, нет за ним никого,
Над его колыбелями траура тень.
Одинокий, как старшие братья его –
Конец, сердце и осени день.
Он в лучах материнских прощений притих,
То ли ýмно, то ли глупо стыдлив перед нами.
На порогах широких, ненасытных, чужих
Мы улыбку его затоптали ногами.
М е с я ц
Привычный вид хранит момент рожденья.
Без птиц сокрыт в себе
И чужд небес покров,
И в месяца лучах спит город-наважденье,
Весь погружён в стенание сверчков.
Взгляни в окно : ждёт путника дорога,
На кипариса штык
Там серп надет.
Да явь ли все они, - хочу спросить я Бога, -
И можно ль шёпотом им передать привет ?
Из тьмы озёр вода за нами наблюдает,
В серёжках красных
Дерева овал.
Дай, Боже, век прожить, печаль осознавая
И мощь всего, что Ты шутя создал.
Древняя осень
В разметавшейся гриве с просторных полей,
Из тёмных озёр, дрожью тронутых рек,
В тигриных закатах
Идёт вдоль аллей
Осень старая в громе телег.
И домà, как коровы сбиваясь в стада,
Провожают глазами неспешно и судят.
Осень с шумом пути открывает всегда.
Потому-то и любят её города,
Потому-то и девушки любят.
Пульсом вен её мощным полон города слух.
Перед бурей листва на земле задрожала,
И молчанье, как тело, испустившее дух,
С тобой вместе, душа, содрогнулось и пало.
О душа моя! Схлынула кровь с губ твоих,
Раздробить твои пальцы конвульсия хочет,
Одурманил тебя пар потоков чужих.
Птицы голосом хриплым пророчат.
Для лица маску ты –
ветвь цветную взяла
И за радугой этой лик свой скрыла, скорбя.
Это ветер гудел, это осень была.