Зоя Павловна пыталась унять волнение. Встреча вдруг стала такой пугающе близкой, настоящей.
- Возьмите, - женщина вернулась и протянула над калиткой сложенный листок.
- Скажите, а он женат? – поинтересовалась Вика.
- Не знаю. Но когда мы покупали дом, он жил здесь один.
- Ты посмотри, - девочка возбужденно пихнула бабушку локтем. – Все выходит просто отлично!
Они сели в маршрутку и спустя полчаса вылезли в Коктебеле. Город художников исчез: на его месте выросли бары, дискотеки, отовсюду шумела музыка, пронизывая басами нутро, пестрели зонтики и надувные круги.
- Давай, ба, нам еще чуть-чуть! – Вика не обращала внимания на сутолоку и упрямо тащила бабушку за собой, сверяясь с картой в телефоне.
Зоя Павловна то и дело поворачивала голову на пологий склон Кара-Дага. На серо-коричневом взгорье темнели брызги редкой растительности. Виднелся и узкий хребет Узун-Сырта, горы Клементьева. Когда-то Олег поразил ее фокусом: снял соломенную шляпу, и та зависла прямо в воздухе, без всякой опоры. Она искала невидимые нити, и лишь потом он рассказал про уникальные восходящие воздушные потоки. Вот и теперь виднелась в воздухе россыпь будто бы бумажных самолетиков. Как он сказал тогда? «Колыбель планеризма»?
Они шли на окраину, отдаляясь от курортной зоны, пока девочка, наконец, не остановилась у зеленого забора с табличкой «Осторожно! Злая собака». Неужто Олег стал одним из тех ворчливых стариков, что держат у двери двустволку и гоняют из сада соседских мальчишек?
Сплошные листы металла не давали возможности заглянуть внутрь, но все же было видно, что участок утопает в зелени: сверху кустились старые акации и персики, сползали молодые плети винограда.
Вика нажала на кнопку звонка. На цепи громогласно залаяла собака. Нос уловил тонкий аромат магнолии – это определенно сад Олега, он обожал эти пахучие белые цветы.
Зоя Павловна в последний раз поправила волосы, за калиткой показалась сердитая тетка в цветастом халате.
- Написано же: нету мест!
- Добрый день! Мы ищем Олега Загоскина, он здесь живет? – спросила старушка.
- Нет его! – буркнула тетка.
- А скоро он придет? Мы подождем.
- Нет его больше. Совсем. Ясно? – и железная калитка со скрежетом захлопнулась.
А Зоя Павловна так и осталась стоять молча.
- Бабуль, ты прости, - проговорила, наконец, Вика. – Это все из-за меня. Ты только не расстраивайся, ладно? Поехали домой.
Старушка послушно переставляла ноги, пропуская голос внучки мимо ушей. Девочка что-то говорила, говорила, пытаясь отвлечь бабушку, а Зоя Павловна все вспоминала то утро, когда она вылезла из палатки, и Олег впервые назвал ее зябликом.
Она весь вечер просидела одна в саду. Нет, она не рассчитывала его встретить. И смерть перестала удручать: появилось принятие. В конце концов, она была в том возрасте, когда на похороны приглашали чаще, чем на именины. Ее беспокоила не смерть Олега: собственная упущенная жизнь болезненной тяжестью навалилась на нее. В голове роились годы на заводе, дипломы и награды, кружевная вереница чертежей… И все это меркло перед пронзительной синевой его глаз, перед одним месяцем в Крыму и бархатным подножьем Кара-Дага.
Две недели пролетели одним днем. Зоя Павловна брала Вику, они вместе шатались по набережной, смотрели музеи и древнюю крепость. Бывало, старушка сидела одна в саду, пила чай с чабрецом, и смотрела на кряжистый инжир у забора, который тянулся листьями-лапами наружу, но выбраться не мог.
Накануне отъезда еще до рассвета Зоя Павловна тихо вылезла из постели. Хотелось уйти подальше от людей, туда, где ничего не изменило время. Вспомнить Олега в последний раз. Сонный с ночной смены таксист довез ее почти ко входу в Карадагский заповедник.
- Подождите егеря, - сказал он. – Одной туда лучше не ходить, тем более, в Вашем возрасте.
Она дождалась, пока машина, переваливаясь по разбитой дороге, отъедет прочь, и пошла за рабицу. Подернутая розовым маревом долина встретила привычной влажностью. Раскоряченные низкорослые кустарники в колючках выступали из дымки, пахло пряной растительностью и крымским сухотравьем.
Зоя Павловна не смогла подняться высоко – склон от биостанции был крутым, сыпучим, да и острые камни резали сквозь тонкие летние туфли. Она нашла удобное местечко и села на траву.