В утреннем безмолвии раздавались птичьи трели и мелодичное стрекотание насекомых. Наверняка в этих перепевах звучал и зяблик, но кто бы ей об этом рассказал? Она расстегнула сумочку: на дне, на шелковой подкладке, как и все эти годы, лежала та самая фарфоровая фигурка.
- Женщина, у Вас есть пропуск? – окликнул ее низкий голос.
Она обернулась: чуть ниже на тропинке стоял высокий мужчина в спецовке и кепке с широким козырьком.
- Когда приходила сюда прошлый раз, его не требовали.
- Когда же это было?
Она вздохнула, ссутулилась. Достала птичку и провела пальцем по основанию с датой.
- В пятьдесят восьмом.
- Зяблик? – выдохнул мужчина и снял кепку. – Неужели ты?
Она подняла голову и застыла. Под кепкой прятались густые седые вихры и самые синие в мире глаза.
- Олег?! Но как же ты… Ведь мне сказали, что тебя больше нет…
- Чепуха! Я просто перебрался сюда, купил домик у биостанции. Но откуда ты здесь?
- Вывезла внучку на море… Хотела найти тебя, но… Ох, батюшки, Олег, я даже представить не могла!
Перед ней все размылось и задрожало в мокром тумане.
- Только не реви, - он усмехнулся и опустился рядом. – Иди сюда.
Олег положил руку ей на плечо, она прижалась к его груди. Он стиснул ее. Узловатые мозолистые руки остались все такими же крепкими и горячими, и ей было так радостно вновь ощутить это тепло.
Зоя подняла голову и робко коснулась его щеки. Олег отрастил бороду: белая щетина выделялась на коньячном загаре. От глаз разбегались морщинки. Такие глубокие, что когда он переставал улыбаться, Зоя видела розовую, не тронутую лучами кожу. Наверное, он редко сохранял серьезное выражение лица.
Она узнала все мелочи, которые, казалось, давно забыла: запах, горбинку на носу, манеру лукаво щуриться и низкий хрипловатый смех.
Сколько лет она не наблюдала рассвет? Не слышала сухой перестук камешков, которые сыпятся, подпрыгивая, вниз? Когда последний раз плакала от такого щемящего летнего счастья?
Растрепались ее ровные седые волны, полетел на землю газовый шарфик. Они болтали без умолку до тех пор, пока красное вечернее солнце не утонуло в Черном море. Олег так и не женился после нее, не смог. Он приезжал тогда в Ленинград, узнал, что Зоя выходит замуж, хотел было тоже со злости жениться на соседке, но не сложилось. Защитил докторскую, книгу выпустил о птицах Кара-Дага. А потом купил уютный домик с садом у самого подножья, подался в егери, чтобы доживать старость в любимых местах.
На потрепанном «уазике» он отвез Зою обратно в Феодосию. Дочь уже сходила с ума, внучка переживала.
- Останься, Зяблик. Останься хотя бы теперь, - попросил он.
- Я подумаю.
Ей часто снилось их прощание в пятьдесят восьмом. И вот теперь он снова звал ее наяву, а она опять вдруг вспомнила про семейные заботы. Ну, кто еще сможет с внучкой проводить лето на даче? Кто теперь подтянет ребенка по физике?
Татьяна встретила ее упреками:
- Мама! Где ты была так поздно?! Почему без телефона? Я приготовилась обзванивать больницы!
- Все хорошо, - Зоя Павловна опустилась на край кровати. – Прогулялась напоследок.
Только теперь она почувствовала, как гудят от усталости ноги, а до этого и думать забыла про возраст. Но дочь не преминула напомнить:
- То и дело по телевизору говорят о пропавших стариках! Деменция, потеря памяти… Мало ли чего! Мыслимо ли дело в твои годы мотаться так далеко от дома одной! Хоть бы Вику взяла.
Старушка устыдилась. Пенсионерка ведь, а все туда же. Не стала нагружать своих. Тихонько вышла в сад, позвонила Олегу, спокойно разъяснила и про семью, и про уроки, и про солидность, в конце концов. Он промолчал.
Всю ночь потом она вертелась, не могла заснуть.
- Ба, ты чего? – прошептала Вика, глядя, как поблескивают в темноте бабушкины глаза.
- Да так… Олега сегодня видела.
- Что, прям в морге?
- Фу, Виктория! На Кара-Даге. Живой он, оказалось. Путаница вышла.
- И чего? Красивый?
- Эх… - Зоя Павловна вздохнула совсем по-девичьи. – Самый лучший.