— Однако, они здесь все немногословны, — решила я для себя в тот момент, когда сидела перед господином Острожицем в его кабинете, а сам господин тщательно смазывал мою больную ногу водянистой зеленоватой мазью, которая почти мгновенно впитывалась в кожу с громким шипением.
Он, наконец, соизволил представиться и даже протянул какой-то старый плащ, чтобы укрыть нагое девичье тело.
Эта поистине волшебная мазь сняла боль и немного снизила воспалительные процессы. Я даже представить не могла насколько она может быть дорогой, поскольку видела, как она действует и с ужасом думала о том, чем придётся расплатиться за лечение.
Господин Острожиц так же осмотрел мои зубы, провёл рукой по волосам, осмотрел уши и кожу на лице.
Затем, по его распоряжению, я вновь попала в руки стражников, но в этот раз меня уже не тащили, а довольно аккуратно переместили в камеру, не забыв при этом пощупать упругость моей попки.
Заняв всё то же место у дальней стены, я с отчаянием всмотрелась в ночную мглу. С противоположной стороны слышался храп, шуршание и тихие разговоры. Постепенно они затихли и камера погрузилась в сон.
Я ещё некоторое время боролась с ним, не желая засыпать в столь опасном месте, но веки смежились и я выключилась, опустив лицо на колени.
Проснулась оттого, что кто-то водил рукой по моей здоровой ноге.
В темноте две тени уже настырно пытались распахнуть мой плащ.
Я было вскрикнула, но чья-то вонючая рука закрыла мне рот, а три другие ещё яростнее забегали по телу.
Пытаясь оттолкнуть руки, я задела больную ногу, и тут же прострелившая тело сильная боль, едва не выгнула меня дугой.
Воспользовавшись этим, насильники заломили мне руки за спиной и оттащили от стены, перевернув на живот.
— Сейчас, сейчас, всё будет. Не сопротивляйся, тогда не будет больно — шептал голос на ухо, а с другой стороны мерзкий язычок заслюнявил по шее.
Я пыталась кричать, пыталась кусаться, но всё было безрезультатно.
В какой-то момент, мне удалось ударить одного из навалившихся на меня мужчин пяткой, отчего его кисть слегка ослабла, и я впилась в неё зубами.
Болезненный вой разнёсся по камере, разбудив уснувших арестантов, а со стороны коридора послышались шаги охраны.
Я уже понадеялась, что мне удастся вырваться, но кто-то плотный навалился на меня всем телом, прижав к полу, охватив при том горло и зажав рот.
Стража постояла некоторое время возле решётки, несколько раз ударила по ржавым прутьям и удалилась.
Я готова была рыдать от бессилия и отчаяния. Боль и безнадёжность накрыли меня с головы до ног. Я слово перестала чувствовать своё тело, отрешилась от него, лишь где-то вдалеке ощущая, как кто-то копошится у моих ног.
А потом я закричала. Не в голос, лишь мысленно. Сознание начавшее погружаться во тьму, резко вынырнуло на поверхность. Я будто бы уткнулась в барьер, который окружал меня со всех сторон и не давал двинуться дальше.
И он лопнул. Лопнул словно мыльный пузырь, переливавшийся, ещё какое-то мгновение назад, всеми цветами радуги.
На периферии сознания, мелькнула мысль, но я не успела ухватиться за неё, и всё померкло.
Глава в которой Зина наконец находит источник информации, а после спасается от него бегством
Небольшое отступление. Кабинет главного дознавателя городской жандармерии города Пыталово.
Никто не мог сказать, что главный дознаватель Пацюк Эдгардович с утра был не в духе, потому что это значило лишь одно — покривить душой перед истиной.
Дознаватель был не просто зол, он был в ярости.
Прохаживаясь по кабинету и возмущённо размахивая руками, он бросал гневные взгляды на собравшихся в комнате подчинённых, никак не желающих входить в его положение.
И как раз поэтому, Пацюк считал своим долгом, — да что там долгом — самим смыслом своего существования — раскрыть глаза на проблему, грозящую, в первую очередь ему самому, потерей нагретого места, а то и жизни, если кости упадут пустыми глазницами вверх.
Наконец, он взял себя в руки и начал: «Господа, я собрал вас здесь, чтобы сообщить вам пренеприятнейшее известие»
На мгновение он замолчал, собираясь с мыслями и обводя сидящих в комнате подчинённых маленькими злобными глазками.