Лицо мага, после подобных слов, внезапно побелело, и он буквально выдавил из себя: «Меня зовут Пиш Острожиц, и я являюсь магом-дознавателем жандармерии, моя госпожа»
— Если я твоя госпожа, то почему меня до сих пор никто не накормил?
После этих слов к бледности мага добавился ещё и тик левого глаза.
Не прошло и двух минут, а мне в повозку принесли небольшой свёрток немыслимо вкусных жареных пирожков с какой-то ароматной начинкой, по вкусу очень похожей на смесь айвы и яблока.
Повидло просто сочилось сквозь пальцы, капая на повозку, на одежду, а я ела и не могла оторваться, закатывая от удовольствия глаза — на столько эти пирожки были безумно вкусными.
Сидящий рядом Пиш опять отвернулся, но теперь уже судорожно сглатывая слюну.
— Не поняла, а их что же здесь не кормят?
— А вудуа фи фьетем! — задала я свой вопрос
— Не понял вас, госпожа!
— Сифо нпьятна? Фи куа федем?
— Говорю, куда мы едем, Пиш? — наконец смогла выдавить более-менее приличную фразу из себя, попутно облизывая пальцы рук, отчего Острожица едва не хватил инфаркт, словно он никогда подобного не видел.
— Мне повелели лично передать вас, моя госпожа, величайшей некромантке и по совместительству вашему мастеру, госпоже Септиене. Потерпите, осталось совсем недолго.
— Я надеюсь, хоть там меня покормят!
— О, не сомневайтесь, моя госпожа, там вас точно накормят.
— Скажи, Пиш, а почему ты называешь меня госпожой?
— Так ведь вы же ученица самой Септиены, да будет ваша смерть лёгкой.
— Давай обойдёмся без моей смерти, мне пока не хочется покидать этот мир.
— Как вам будет угодно, госпожа, да минует вас окончательная смерть.
— Это госпожа Септиена послала за мной? — выдавила я, так и крутящийся на языке, вопрос.
— Нет, это господин Пацюк оказался настолько благоразумным, что решил вас передать ей в руки лично.
— А почему вчера не передали?
— Мы предполагали передать вас бальзамировщику, а оттуда вы уже должны были попасть в Обитель Смерти.
— А какая она — эта Обитель Смерти?
— Не знаю, моя госпожа, я там никогда не был.
— А ты хочешь туда попасть? — задала я ему вопрос и увидела, как лицо Пиша Острожица заливает мертвенная бледность, как начинают трястись в паркинсоне руки, а глаз опять задёргался в нервном тике.
— Нет, госпожа, конечно же нет! Я маленький человек, я лучше так, потихонечку, своим ходом, год за годом.
Если бы Зина в эту минуту смогла прочитать мысли, сидящего рядом с ней человека, то она бы очень удивилась им. Мысли Пиша то и дело разрывались между желанием угодить госпоже Септиене и вернуть потеряшку Зьину и между желанием поскорее от неё избавиться, чтобы спокойно вернуться домой и опорожнить бутылку другую красного крепленого.
— Нет, точно, — думал Пиш минутой позже, приняв окончательное решение, — вернусь домой — возьму отгул на день, нет — на неделю, и буду пить не просыхая.
Именно это решение подтолкнуло его к мысли избавиться от Зины раньше, чем он задумал, и не везти её к дальним захоронениям.
Оно‐то конечно так надёжнее, но уж больно дрожат руки, а сердце из груди вот-вот выскочит.
— Дрянная девчонка, — думал он, — довела меня!
Одна мысль о возможности попасть в Обитель Смерти и ужаса вселяла в него страх, едва не переходящий в неконтролируемую панику.
— А скажи мне Пиш, — тем временем продолжала я мучить свою жертву вопросами, — а что такое Чёрный лес? Ты когда-нибудь бывал там?
Судя по тому, как мой собеседник вздохнул — ответ крылся на поверхности.
— Чёрный Лес — это огромный массив, окружающий наш город. Когда-то это были лишь небольшие рощицы тёмных изменённых растений, высаженных заботливыми руками древних властителей этого города. Со временем, рощи разрослись, занимая всё больше и больше площади, а однажды, одному из некромантов, пришла в голову выдающаяся идея наполнить его жутким ужасом. Я бывал там, но только днём и недолго. Чем дольше ты находишься в этом лесу — тем сильнее он меняет тебя. Неупокоённые, жуткие монстры, взращенные в мрачных подвалах и выпущенные в лес твари — да чего там только нет. Растения в лесу ядовиты, а плоды есть чревато, можно подхватить неизвестную болезнь и умереть в страшных муках.
— Один раз я уже был свидетелем того, как в мгновение ока сгорел человек, поевший наливных яблочек из того леса. Ведьмы не гнушаются заходить в этот лес, а потом продавать плоды обычным горожанам. Иногда ничего не происходит, иногда люди меняются, но чаще всего они умирают в страшных муках. Тот человек поначалу даже ничего не почувствовал, и я уже думал, что всё обойдётся, когда внезапно его руки затряслись, он упал на землю и начал биться в конвульсиях, изо рта пошла пена, а его мышцы стали просто рваться от неимоверное напряжения. Он ещё не умер, когда у него из живота полезли белесые черви. Эти твари жрали его заживо, тут же плодясь и размножаясь.