Втянул носом воздух; точнее показалось, что втянул – так, еле-еле понюхал. И сразу ощутил соцветие запахов крови, гноя, немытого тела, и примешивающихся к ним ароматов лекарств и безнадёжности. Где это я? Не в вагоне точно – на железной дороге своё амбре. На насыпи, где меня цапнуло? Тоже нет – под головой что-то слегка мягкое, а не гравий или рельсы.
Хорошо, обоняние пока оставим, обратимся к слуху. Опять напрягся, опять через висок к уху потекло что-то тёплое, опять боль…
… Далёкие, непонятные голоса – в ушах словно по комку ваты забито; стук, скрип; лёгкий, почти неразличимый птичий щебет и странное бульканье. Последнее слышалось особенно чётко, сконцентрируюсь на нём. По мере вычленения заинтересовавшего меня звука из общей палитры к нему, напротив, примешивались и другие: рваное, неоднородное, какое-то горловое сипение; гулкое, как при закрытом из озорства носе или при сильном насморке, неровное дыхание; едва уловимые, почти теряющиеся стоны.
Это человек! Сомнений не было! Вот только что с ним? Болен, или ранен? Скорее второе… Так дышат при проникающем ранении в грудную клетку, хотя очень легко могу и ошибиться – медицинским образованием я не наделён. Попробую заговорить – надеюсь, на это сил хватит.
Ничего у меня не получилось, даже шёпот выдавить не удалось. Только сейчас, когда боль в голове немного утихла, чётко осознал – меня мучает жажда. Я чувствовал каждую трещинку на пересохших губах; жар, пропекающий горло насквозь; свой шершавый язык. Стало страшно – пуля не доконала, а вот от обезвоживания скопытиться могу вполне. Наверное, после таких траурных мыслей произошёл неконтролируемый выброс адреналина в кровь – иначе никак не объяснить мою бездумную попытку вскочить и побежать на поиски воды.
Естественно, незрячий человек, с трудом шевелящий пальцами, далеко убежать не может. И я не стал исключением – весь мой порыв вылился в конвульсию, новый взрыв боли, НИЧТО…
… На этот раз я очнулся от того, что мне прямо в рот, божественно увлажняя пересохшие внутренности, лилась ледяная, колодезная, такая вкусная вода. Много, расточительно выплескиваясь при моих судорожных глотках; пугая до дрожи тем, что это райское наслаждение влагой прекратится раньше, чем я смогу хоть чуть-чуть потушить внутренний пожар.
– Ты смотри, очухался! – радостно произнёс неизвестный, мужской голос. – Вот уж ни думал…
– Погоди радоваться, – перебил его второй, тоже мужской, но более низкий. – Тот тоже оклемался, и что?! Выматерился, подёргался, раны открылись, и вон – валяется, подыхает, падла… Вся работа насмарку… И наставник за этого урода пилит, не отвлекаясь. Типа: «Ты же медбратом работал – вот и вспоминай, как к пациенту подходить!». Когда это было! Да и полгода всего в инфекционке прокантовался, туда таких не привозили! Отбросит коньки наглухо – и что делать? Я назад, в поля не хочу. Доктором сытнее.
– Вот как ты запел… А помнишь, когда распределяли наших подопечных, ты прямо гоголем ходил, – злорадно отвечал первый. – Прямо не знал, как погадостнее своё «фи» выразить. Мол, и подохнет мой, и руки у меня из одного места, и весь ты такой, прямо трандапуперный, молодец.
Смущённое покашливание.
– Проехали, – даже на слух было понятно, что прошлое ему сейчас вспоминать не хотелось. – Дай губку, я своему немного губы смочу. Поить его с такими дырками в груди и брюхе нельзя… – и неожиданно сменил тему. – Повезло нам обоим, что эти два ублюдка ещё живы. Мы к ним когда – позавчера в последний раз приходили?
– Два дня назад. Сегодня третий. И верно, как не подохли… загадка!
– Да ладно, наставник всё равно в отъезде. Эти не расскажут, сами не разболтаем. Дома ведь тоже работы непочатый край, никто за нас её не сделает. Хорошо, что такая оказия подвернулась. Я столько переделать успел – сам поразился! От зари и до полуночи вкалывать пришлось, но ничего, справился… Выучиться по медицинской части, конечно, очень хочется, вот только кормить нас во время учёбы никто не обещал. И не спрашивал нашего желания, по большому счёту…
Раздался фыркающий смех – весело им, уродам!
– Да я сам такой… как будто, кроме как сюда бегать и мух на ранах рассматривать, других дел у меня нет.
– Ты своему повязки менять будешь? – поинтересовался бас
– Главный дохтур приезжает когда? Послезавтра, утречком. Вот завтра вечером и поменяем, чтобы не вонял сверх меры. А пока – на кой хрен оно тебе надо? Это ж не родственники, а наглядные пособия… – снова смех.
Шаги, скрип двери, тишина, разбавленная хрипами соседа.
Через полчаса голоса вернулись, и я схлопотал два укола в бедро, практически неощутимых сейчас. Что кололи – без понятия, однако хуже не стало, мозг сильнее, чем был, не затуманился. Наверное, лекарство получил от этих нерадивых «кандидатов в доктора». Лечение – это хорошо. Это мне сейчас очень нужно.