Елена Блаватская
Светящийся диск
Мы представляли собой небольшую и хорошо подобранную группу беспечных путешественников. Уже прошла неделя, как мы прибыли из Греции в Константинополь, и с тех пор по четырнадцать благословенных часов в день мы бродили вверх-вниз по крутым холмам Перы, заходя на базары, взбираясь на самый верх минаретов и пробираясь сквозь полчища голодных собак, неизменных хозяев улочек Стамбула. Говорят, что бродячая жизнь заразительна, и ни у какой цивилизации не хватит сил, чтобы разрушить очарование необузданной свободы, стоит ее вкусить хоть раз в жизни. Нельзя уговорить цыгана покинуть его шатер, и даже обыкновенный бродяга находит очарование в своем неудобном и опасном существовании, которое не позволяет ему поселиться в любом постоянном жилище. Таким образом моей главной заботой во время пребывания в Константинополе стала забота уберечь моего спаниэля Ральфа стать жертвой этой заразы и присоединиться к псам-кочевникам, наводняющих улицы. Он был прекрасным товарищем, моим постоянным спутником и любимым другом. Опасаясь потерять его, я постоянно строго следила за его передвижениями; но в течение первых трех дней он вел себя весьма сносно, как хорошо воспитанный четвероногий, и постоянно ходил за мной по пятам. На каждое дерзкое нападение со стороны своих мусульманских собратьев, выражали ли они враждебность или демонстрировали попытки завязать дружбу, он всегда отвечал одним и тем же: поджимал хвост и с выражением скромного достоинства искал защиты под крылышком кого-нибудь из нашей компании.
Так как он продемонстрировал решительное отвращение к скверной компании, я окончательно уверилась в его осмотрительности и вечером третьего дня заметно ослабила бдительность. Однако эта беспечность с моей стороны вскоре была наказана, и я горячо пожалела о чрезмерном доверии. В один момент отсутствия бдительности он услышал глас какой-то четвероногой сирены, и последнее, что я увидела, было кончиком его косматого хвоста, исчезающего за углом грязной, извилистой улочки.
Преисполненная величайшим раздражением, я провела остаток дня в тщетных поисках моего бессловесного компаньона, обещая за него награду двадцать, тридцать, а потом и сорок франков. И тотчас же множество бродяг мальтийцев начали постоянные поиски, и к вечеру к нашей гостинице явилось целое полчище людей, которые волочили за собой более или менее шелудивых дворняг и пытались убедить меня, что это именно мой пес. Чем сильнее я отвергала их, тем торжественнее они настаивали на этом, а один даже встал на колени и, ударяя себя в грудь с проржавевшим образом Святой Девы, торжественно поклялся, что сама Богородица любезно указала ему на нужную собаку. Вокруг поднялась такая суматоха, что все выглядело так, словно исчезновение Ральфа повлекло за собой народные волнения, и в конце концов наш хозяин послал за парочкой кавассов из ближайшего полицейского участка, и это полчище двуногих и четвероногих вскоре было разогнано превосходящими силами. Я начинала убеждаться, что больше никогда не увижу своего пса, и уже впала в глубочайшее уныние, когда гостиничный портье, полупочтенный старый разбойник, проведший, судя по его внешности, не меньше шести лет на каторжных работах, бодро заверил меня, что горевать бессмысленно, поскольку мой спаниель, безусловно, уже мертв и сейчас уже сожран, ибо турецкие собаки просто обожают некоторых своих английских собратьев.
Этот разговор имел место на улице возле входа в гостиницу, и я было отказалась от своих поисков, по крайней мере, этой ночью, когда некая старая греческая дама, фанариотка, заслышавшая шум на лестнице около двери, подошла к нашей безутешной компании и предложила мисс Х***, одной из наших спутниц обратиться к дервишам, чтобы узнать, какая участь постигла Ральфа.
– Да что могут знать дервиши о моей собаке? – спросила я, будучи отнюдь не настроена на шутку, которой мне показалось это необычное