Эсхил, Софокл, Еврипид
Античные трагедии

© Гвоздева Т. Б., предисловие, 2023

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023

Чудо греческого театра

V–IV вв. до н. э. стали периодом наивысшего расцвета греческой культуры и искусства. Именно в это время создаются лучшие произведения античной и мировой литературы, именно на этот период приходится расцвет греческого театра, история которого началась с греческой трагедии.

Рождение греческой трагедии относится к концу VI в. до н. э., когда во многих греческих городах-государствах (полисах) шла активная общественно-политическая борьба за власть между группировками. Во многих полисах, в том числе в Афинах, на смену тирании пришла новая форма государственного управления – демократия. Именно в это время постепенно сформировался новый жанр древнегреческой литературы – драма. Сам термин драма буквально обозначает «действие». По словам Аристотеля, наличие действия и диалога отличало драму от ранних жанров древнегреческой литературы – эпоса и лирики. Поэтому драма стала тем жанром, который лучше всего смог показать столкновение интересов и конфликт различных политических и общественных принципов.

Вопрос о происхождении греческой драмы является наиболее спорным в научной литературе. Существует множество теорий о ее начале из культа мертвых или из погребальных плачей и др. Согласно наиболее популярной теории, которой придерживались еще античные ученые, греческая драма была связана с древними обрядовыми играми культа Диониса, бога земледелия и виноградарства. Аристотель в «Поэтике» отмечал, что греческая трагедия возникла от исполнителей дифирамбов – торжественных хоровых песен, посвященных Дионису. Изобретение дифирамба приписывалось легендарному певцу и музыканту Ариону (VII–VI вв. до н. э.), который в Коринфе первым исполнил трагический дифирамб. Хор, исполнявший дифирамбы, получил название киклического (кикл – «круг»), т. к. во время выступления двигался по кругу, в центре которого стоял алтарь Диониса. В V в. до н. э. такой хор насчитывал до 50 человек. Из числа хоревтов выделялся запевала хора (солист). Он исполнял по очереди с хором дифирамб, что положило начало диалога в драме. Хоревтами были певцы-мужчины, которые часто принимали участие в состязаниях киклических хоров на праздниках Диониса. Традиция приписывает введение состязаний дифирамбов поэту и музыканту Ласу Гермионскому. Согласно Аристотелю, из дифирамбов выросла греческая трагедия, а из веселых фаллических песен, исполняемых сельской процессией, комосом, – комедия. Аристотель полагал, что само название «трагедия» произошло от слов «трагос» (козел) и «ода» (песнь). Спутниками бога Диониса были сатиры, мелкие демоны плодородия с козлиными ногами и рогами. В искусстве Диониса часто изображали в сопровождении сатиров, а в праздничных процессиях участники шествий Диониса надевали маски козлов. Одним из видом греческой драмы, помимо трагедии и комедии, стала «драма сатиров», основным элементом которой был хор сатиров.

Культ Диониса, как бога земледелия и плодородия, относился к так называемым культам умирающего и воскресающего божества. Мифы о рождении и смерти Диониса становились темой для раннего дифирамба. Однако постепенно тематика дифирамба стала расширяться, включая в себя сюжеты из героической мифологии, что существенно обогатило дифирамб и раннюю драму. Согласно Геродоту, в VI в. до н. э. жители города Сикион в Северном Пелопоннесе почитали в песнях дифирамба местного героя Адраста. Выделение из хора дифирамба запевалы-солиста, движение киклического хора по кругу, расширение тематики дифирамба – все это постепенно создавало переход от обрядовых песен к литературной драме, трагедии и комедии, представления которых проводились на праздниках Диониса. В Афинах так называемый дионисийский фестиваль включал в себя сразу несколько праздников. В месяце посидеон (декабрь-январь) проводили Сельские (Малые) Дионисии, которые приурочивались к окончанию сбора винограда. С 12-го числа месяца гамелион (январь-февраль) отмечали праздник Ленеи, в программу которого входили состязания киклических хоров. С 11-го по 13-е антестериона (февраль-март) на празднике Антестерий устраивали торжественную процессию, во главе которой на колеснице в форме корабля Дионис торжественно въезжал в Афины. Во время Антестерий разыгрывали сценки бракосочетания Диониса и Ариадны, роли которых исполняли жрец Диониса и супруга архонта-басилея. Но главным «театральным» праздником Афин стали Великие Дионисии, которые торжественно отмечали в первых числах месяца элафеболиона (март-апрель). Программа праздника, посвященного Дионису Элевтерию (Свободному), включала в себя торжественную процессию и жертвоприношения богу, а также состязания киклических хоров и драматургов. Растущая популярность последних способствовала формированию драмы как самостоятельного вида искусства, занявшего важное место в общественной и культурной жизни древних греков. Во 2-й пол. VI в. до н. э. состязания драматургов стали частью политики многих греческих тиранов – Периандра в Коринфе, Клисфена в Сикионе, и особенно Писистрата в Афинах. По приказу последнего в 534 г. до н. э. на Великих Дионисиях впервые были проведены состязания трагедий. Именно с этой первой известной нам даты и начинается история античного театра и греческой трагедии.

Уникальной чертой греческого театра было то, что постановки драм носили характер состязаний. Состязательность (агональность) была особой чертой эллинской культуры и менталитета греков. Первые состязания на погребальных играх, устроенных Ахиллом в честь погибшего Патрокла, описываются уже в «Илиаде» Гомера. Атлетические и конные состязания стали основой программы Олимпийских игр в честь Зевса. Музыканты и певцы состязались на Пифийских играх в честь Аполлона. Состязания рапсодов, чтецов эпоса и лирики, проводились во многих греческих полисах, так же как и состязания киклических хоров. Но именно в Афинах на Великих Дионисиях состоялись первые состязания драматургов – авторов трагедий и комедий. Праздник был ежегодным, проводился каждый год в начале весны. По решению председателя коллегии девяти архонтов, архонта-эпонима, к состязаниям драматургов допускались только три участника, которых он выбирал из всех желающих. Авторы трагедий состязались друг с другом тетралогиями. Трагическая тетралогия включала в себя три трагедии, объединенные единым сюжетом (трилогия), к которым примыкала одна драма сатиров. Ее сюжет изначально также должен был быть связан с сюжетом трилогии. Позднее к состязаниям трагических поэтов на Великих Дионисиях добавили состязание комедиографов, к которым также допускали трех драматургов, каждый из которых должен был представить на суд зрителей одну комедию. Состязание трагедий длилось три дня, т. к. каждый автор выступал с четырьмя драмами в течение целого дня. Отдельный день добавили для авторов комедий. В IV  в. до н. э. в программе Великих Дионисий появились специальные дни для повтора старых комедий и трагедий.

Драматург, допущенный к состязаниям, получал от архонта право «набрать хор». Такая формулировка была связана с тем, что ранняя драма в основном состояла из песен хора. Хор трагедии включал в себя 12 человек, позднее был увеличен до 15, хор в комедии – из 24 человек и разбивался на два полухория. Участниками хора могли быть только взрослые мужчины, афинские граждане, которые исполняли свои партии в масках и костюмах. Часто именно по маскам хора драмы получали свое название. Под руководством хородидаскала (руководителя хора) хоревты готовили все партии трагической трилогии. Важнейшей реформой греческого театра, которая приписывается драматургу Феспиду, стало введение первого актера (протоагониста). Именно он вел диалог с хором. Ранняя греческая трагедия в основном состояла из партий хора, тогда как роль актера была вспомогательной. Значение актеров возрастало постепенно, пропорционально увеличению их количества. Традиция приписывает введение второго актера Эсхилу, а третьего актера – Софоклу, что позволило увеличить в трагедии количество персонажей, развить диалог и действие. Так в театре сложился знаменитый «закон трех актеров», подразумевающий, что на сцене могло находиться одновременно не более трех актеров. Актерами, так же как и участниками хора, могли быть только взрослые мужчины, независимо от того, какого пола или возраста персонажей они играли. Часто в качестве актеров выступали сами драматурги. Хоревты и актеры были афинскими гражданами, участие в постановке которых носило любительский характер. По мере развития актерской техники и мастерства особое положение в театре занимал протоагонист — «первый актер». Он исполнял наиболее важные роли в трагедии и получил право самому выбирать второго и третьего актеров для постановки. В исключительных случаях мог потребоваться четвертый актер, но, как правило, его задача состояла в том, чтобы в маске и костюме своего персонажа просто находиться на сцене. Расходы на четвертого актера оплачивались дополнительно хорегом.

Актеры выступали на орхестре в костюмах и масках. В длинных роскошных одеждах, обутые в котурны – специальную обувь на высокой (до 15 см) подошве, фигуры трагических актеров казались очень внушительными. Их лица были полностью закрыты масками, на голову надевали пышные парики. Маски помогали актерам исполнять сразу несколько ролей. Для каждого персонажа трагедии изготовляли несколько масок, соответствовавших его полу, возрасту и характеру. Черты маски отражали различные чувства и настроения, и их смена по ходу действия позволяла показать изменения душевного состояния героев. Маски не давали актерам использовать мимические средства игры, но этот недостаток с лихвой восполнялся высокой техникой движений и жестов рук, а также прекрасно поставленными голосами.

Большая роль в подготовке трагедии принадлежала хорегу – богатому гражданину, который в качестве общественной повинности (литургии) должен был на свои средства провести постановку. Архонт назначал хорега каждому драматургу, и тот должен был оплатить декорации и костюмы, нанять помещение для репетиций, содержать во время репетиций хор и актеров, а в случае победы – устроить пир.

Пока три трагических поэта оспаривали друг у друга пальму первенства, судейская коллегия из десяти человек выносила свое решение. Победителем считался драматург, занявший первое место, тогда как третье место означало полный провал. Каждый год итоги состязаний заносили на мраморную плиту, которая называлась дидаскалией. В дидаскалиях указывали время постановки, праздник, на котором провели состязание, имена драматургов и названия их произведений, а также место, которое занял каждый драматург; позднее добавили имена хорегов и первых актеров. По завершении Великих Дионисий дидаскалии выставляли у здания афинского театра, где они должны были стоять вплоть до следующего состязания. Впоследствии Аристотель описал эти надписи в своем сочинении «Дидаскалии», но его труд был со временем утерян.

Первые трагедии разыгрывались на временных деревянных площадках, которые возводили специально для праздника. Но популярность состязаний драматургов привлекала в Афины все больше людей, поэтому с течением времени возникла потребность в специальном здании. Местом для будущего театра стал юго-восточный склон афинского Акрополя, а его устройство определялось теми условиями, в которых происходили состязания драматургов. Так как ранняя трагедия в основном состояла из песен хора, то центральной частью театра стала круглая площадка орхестра, на которой выступали хоревты. В центре первого ряда хора стоял корифей, который от лица хора вел диалог с актерами, находившимися на скене – небольшой прямоугольной площадке, примыкающей к орхестре. В центре орхестры стоял алтарь Диониса, где богу совершали жертвоприношения в начале состязаний. С трех сторон орхестру окружали места для зрителей – театрон. В афинском театре трехъярусный театрон был расположен по склону Акрополя, поднимаясь вверх от орхестры на 78 рядов. Зрители, которым предстояло провести целый день в театре, располагались на каменных скамьях, принося с собой одеяла и подушки, еду и вино. Первый ряд предназначался для почетных гостей, главным среди которых был жрец бога Диониса, для которого изготовили роскошное кресло из мрамора. Театр Диониса в Афинах мог вместить до 17 тыс. зрителей.

В театре зрители смотрели трагедии, в которых поднимались важнейшие вопросы современной жизни – место человека в этом мире, взаимоотношения людей и богов, проблемы добродетели и преступления, нравственности и безнравственности – все это делало театр значительным явлением общественной жизни, играющим большую роль в воспитании и образовании граждан полиса. При Перикле был создан фонд «зрелищных денег», оплачивая беднейшим гражданам посещение театра. Афинская публика была чрезвычайно активной, выражая криками и свистом свое одобрение или негодование. Поэтому за порядком в театре следили специальные смотрители, вооруженные дубинками, – рабдохи.

Первым известным нам драматургом был Феспид из Икарии (VI в. до н. э.), который в 534 г. до н. э. поставил трагедию на Великих Дионисиях. Ему приписывают введение в трагедию первого актера, в качестве которого выступал он сам, и первых масок. От Феспида не сохранилось ни одной трагедии даже в отрывках; в поздних источниках упоминались названия нескольких его трагедий. Его младший современник, трагический поэт Фриних, прославился введением в трагедию первых женских ролей и женских масок, а также тем, что писал трагедии не только на мифологические сюжеты, но и на исторические. Трагедия Фриниха «Взятие Милета» (492 г. до н. э.) была посвящена восстанию города против персов, которое закончилось поражением и разрушением Милета (494 г. до н. э.). Трагедия так потрясла зрителей, что многие из них в театре рыдали, что завершилось для драматурга штрафом в 1000 драхм за «напоминания о несчастьях родины». Трагедия Фриниха «Финикиянки» была посвящена битве при Саламине. Этот сюжет позднее был переработан Эсхилом в трагедии «Персы». От ранних драматургов не сохранилось текстов драм, но в их творчестве были заложены основы греческой классической трагедии. V в. до н. э. – это время расцвета греческой трагедии, это эпоха трех великих трагиков – Эсхила, Софокла, Еврипида, чьи произведения вошли в сокровищницу мировой драматургии.

Первым трагическим поэтом, драмы которого сохранились целиком до наших дней, был Эсхил (525–456 гг. до н. э.). Его отец, Эвфорион, человек знатный и богатый, был уроженцем небольшого местечка Элевсины, недалеко от Афин. Юность Эсхила совпала со свержением тирании в Афинах и изгнанием тирана Гиппия в 510 г. до н. э. и проведением демократических реформ Клисфена в 508 г. до н. э. Однако наиболее важным событием, которое определило жизнь Эсхила, стали Греко-персидские войны (500–449 гг. до н. э.). Эсхил и его братья принимали участие в основных военных кампаниях против персов. Один из братьев Эсхила, Кинегир, погиб в битве при Марафоне, другой брат, Аминий, по сведениям Геродота, командовал кораблем в битве при Саламине. Сам Эсхил принимал участие в битвах при Марафоне (490 г. до н. э.), Саламине (480 г. до н. э.) и Платеях (479 г. до н. э.).

Эсхил рано начал писать трагедии; его первое участие в состязании драматургов состоялось, когда ему было 25 лет, а первая победа относится к 484 г. до н. э. Тринадцать раз Эсхил был победителем в состязаниях трагических поэтов на Дионисиях. Однако в последние годы его жизни удача стала изменять драматургу, и в 468 г. до н. э. Эсхил испытал горечь поражения от юного Софокла. Через десять лет, в 458 г. до н. э., он одержал блестящую победу с трилогией «Орестея», после чего покинул Афины и переселился на Сицилию. При дворе сицилийского тирана Гиерона Сиракузского Эсхил поставил трагедию «Этнянки» и повторно трагедию «Персы». В 456 г. до н. э. Эсхил умер в сицилийском городе Геле, где и был погребен. Согласно поздней легенде, он умер, когда пролетавший над его головой орел сбросил ему на голову черепаху.

Главной заслугой Эсхила считается введение второго актера, что дало возможность увеличить количество персонажей, постепенно развивать диалог и действие. Также традиция приписывает Эсхилу изобретение котурнов и формы трагического костюма, введение раскрашенных масок. На примере трагедий Эсхила можно проследить, как постепенно развивается структура греческой трагедии. В ранних драмах Эсхила, таких как «Персы», еще нет пролога, монолог превалирует над диалогом, а хор является главным действующим лицом. В трилогии «Орестея» (458 г. до н. э.), которая была написана уже на трех актеров, мы видим, что автор больше внимания уделяет персонажам трагедии, а диалог ведется не только между актером и хором, но и между актерами.

Эсхилу приписывали около 90 драм, из которых до нашего времени целиком сохранилось 7 трагедий, точное время постановки которых не всегда известно («Просительницы», «Персы», «Семеро против Фив», «Прометей Прикованный» и трилогия «Орестея»), и множество фрагментов несохранившихся целиком драм. У большинства греческих драматургов, сюжеты трагедий Эсхила были написаны на основе мифов, за исключением трагедии «Персы», единственной дошедшей до нас целиком греческой трагедии на исторический сюжет.

Трагедия «Персы» была посвящена победе афинского флота над персидским в битве при Саламине (580 г. до н. э.) и поставлена через несколько лет после Саламинской битвы. Хорегом постановки выступал молодой Перикл. Трагедия являлась составной частью тетралогии, в состав которой входили также трагедии «Финей» и «Главк Понтийский», и сатирова драма «Прометей, зажигатель огня», которая не была связана с другими драмами по содержанию. Действие в «Персах» происходит в Сузах, одной из четырех столиц Великой Персидской державы. Хор, состоящий из персидских старейшин, в ожидании известий об итогах большой битвы в Греции вспоминает огромное войско персов. Его песнь полна надежды на победу, к которой примешивается некая тревога. Мать Ксеркса, царица Атосса, рассказывает хору о сне, который она видела накануне и который внушил ей недобрые предчувствия. И наконец, появляется Вестник с рассказом о поражении и полном разгроме персидского флота при Саламине. Его монолог составляет центральную часть трагедии. Атосса отправляется на могилу царя Дария и вызывает его тень, которая вещает, что поражение персов является наказанием богов за «гордыню» Ксеркса, и предостерегает от нового похода против греков, который также закончится поражением (подразумевая битву при Платеях). Последним появляется царь Ксеркс, оплакивающий вместе с хором гибель своего войска.

Трагедия «Персы» носит патриотический характер. В ней Эсхил показал, что победа греков была закономерна во многом благодаря особенностям государственного устройства полиса. Деспотии персов автор противопоставляет свободу греков. Хор персов с изумлением слушает рассказ о свободных греках, которые сражаются за свой город, семью и алтари предков. Персидский царь Ксеркс показан как жестокий тиран, гордыня которого привела страну к катастрофе и от которого отвернулись даже боги. Лелея честолюбивые замыслы, Ксеркс нарушил волю богов и перешел Босфор, заковав его цепями, а персы осквернили греческие святыни. Тень царя Дария предупреждает персов, что сохранить свою страну они смогут только при условии, что никогда не будут воевать с греками.

«Орестея» – единственная целиком дошедшая до нас трилогия. Она состоит из трех частей – «Агамемнон», «Хоэфоры» («Жертвы над гробом») и «Эвмениды». Сюжет о смерти царя Агамемнона Эсхил заимствовал из троянского кикла и связал с темой родового проклятия Атридов. В гомеровском эпосе убийцей Агамемнона был назван Эгисф, сын Фиеста, двоюродный брат Агамемнона, тогда как жена Агамемнона, Клитемнестра, – любовницей и сообщницей Эгисфа. Эсхил же использовал версию лирического поэта Стесихора, который обвинил в убийстве Клитемнестру.

В «Орестее» Эсхил обращается к теме мести Ореста за смерть своего отца Агамемнона, трактуя ее с точки зрения полисной идеологии, торжества высшего нравственного закона. Действие первой части трилогии, трагедии «Агамемнон», происходит в Аргосе, где Клитемнестра ждет возвращения мужа из-под Трои. Хор старцев вспоминает о начале похода, о том, что Агамемнон принес в жертву богине Артемиде собственную дочь Ифигению, чтобы добиться попутного ветра и плыть в Трою. Появляется Вестник, который сообщает царице о падении Трои и победе греков. Вскоре возвращается Агамемнон вместе с пленницей, дочерью троянского царя Приама, пророчицей Кассандрой. Клитемнестра устраивает мужу торжественную встречу и приказывает расстелить пурпурный ковер, по которому Агамемнон входит во дворец. Кассандра, терзаемая ужасным предчувствием, предсказывает близкую смерть Агамемнона и свою собственную. Клитемнестра убивает Агамемнона и Кассандру, объясняя свой поступок хору местью за Ифигению. Хор обвиняет в злодеянии Клитемнестру и Эгисфа и выражает надежду, что Орест отомстит за отца. Действие второй части трилогии, «Хоэффоры», происходит через несколько лет. Повзрослевший Орест возвращается вместе со своим другом Пиладом. Он знает, что должен выполнить волю Аполлона и отомстить за отца, но мысль, что ради этого придется убить свою мать, ужасает Ореста. На могиле отца он встречается со своей сестрой Электрой, и вместе они вырабатывают план мести, распустив ложные слухи о мнимой гибели Ореста. Проникнув во дворец, Орест убивает Эгисфа, однако никак не может решиться убить Клитемнестру, так что Пиладу приходится напомнить ему о воле Аполлона. Но, совершив матереубийство, Орест видит вокруг себя ужасных богинь мщения, Эриний, от которых он пытается скрыться в храме Аполлона. Действие третий части трилогии, «Эвмениды», происходит в Афинах, куда по приказу Аполлона отправляется Орест, чтобы предстать перед судом богини Афины. В специально созданном богиней суде Ареопага Эринии требуют наказания Ореста. Афинский Ареопаг был показан им как идеальный орган государственного управления, символ высшей и божественной справедливости. За Ореста вступаются Аполлон и Афина. После голосования Орест был оправдан, Эриниям же Афина обещает соблюдение их прав и возведение нового святилища в Афинах, где их будут почитать под именем Эвменид («милостивых»).

В «Орестее» Эсхил поднимает целый ряд морально-этических проблем. Идея справедливого возмездия переплетается с темой родового проклятия. Демонстрируя силу божественной воли, Эсхил в то же время показывает, что решение этой воли зависит от нравственного выбора человека. Агамемнон, отправившийся в поход на Трою, служил справедливому возмездию троянцев и Париса, нарушивших священный закон гостеприимства. Но победа была получена слишком дорогой ценой. Агамемнон приносит в жертву Ифигению, греки разрушили храмы богов в Трое, вся Греция погружается в траур, оплакивая своих погибших отцов, мужей, сыновей. Клитемнестра, ссылаясь на волю рока, в своей мести больше руководствуется личными мотивами – ненавистью к мужу и любовью к Эгисфу. Она вступила на путь преступления, нарушив узы священного брака и решившись на прелюбодеяние и убийство. Полагая, что смерть Агамемнона поставит точку в родовом проклятии Атридов, Клитемнестра становится его следующей жертвой. Орест должен выполнить приказ Аполлона и отомстить за отца, но решение убить свою мать дается ему нелегко, и, совершив месть, он сам становится жертвой Эриний. И только суд в Афинах, где Эсхил показал столкновение старой родовой морали и новых социально-этических принципов полисной организации, оправдывает его.

Самой известной трагедией Эсхила в мировой драматургии стал «Прометей Прикованный», являющийся частью трилогии о титане Прометее (другие части трилогии – «Прометей огненосец» и «Прометей освобожденный»). Миф о Прометее впервые упоминался в поэмах «Труды и дни» и «Теогония» беотийского поэта Гесиода (VII в. до н. э.). Однако у Гесиода Прометей – хитрец и обманщик, который ловко провел Зевса в истории с первым жертвоприношением и украл огонь, чтобы передать его людям. Гесиод подчеркивает, что этим поступком Прометей больше навредил людям, т. к. навлек на них гнев Зевса. В отличие от Гесиода, у Эсхила история с жертвоприношением даже не упоминается, и главной целью Прометея становится служение людям, которым он передал не только огонь, но и знания, мудрость, умение мыслить разумно. Прометей у Эсхила – древний бог, сын Геи-Фемиды, способный предвидеть будущее. Он знает, что за отказ открыть Зевсу некую тайну будет наказан, но это знание дает ему силу смело встретить свою судьбу. Прометей противостоит произволу и насилию Зевса, которого Эсхил показал в трагедии жестоким тираном, который правит на Олимпе, не ведая никаких законов. Эсхил создал новый образ Прометея, отстаивающего права людей и смело противостоящего власти Зевса. Именно этот образ Прометея позднее стал классическим в мировой литературе.

Новый этап греческой классической трагедии пришелся на 2-ю пол. V в. до н. э. После смерти Эсхила ведущее положение в афинском театре занял Софокл (496–406 гг. до н. э.), сын богатого владельца оружейной мастерской. Софокл получил хорошее образование, владел искусством танца и игры на кифаре, прекрасно играл в мяч. После битвы при Саламине он возглавлял хор, исполнявший торжественный эпиникий в честь победы. Софокл входил в окружение Перикла, был дружен со многими художниками, историками и философами. Он пользовался любовью и уважением афинских граждан. Софокл принимал активное участие в общественно-политической жизни Афин. В разные годы он был избран в коллегию стратегов, а также возглавлял коллегию эллинотамиев (казначеев Афинского Морского Союза), был избран жрецом Асклепия. Он умер в 406 г., во время Пелопоннесской войны, когда Афины из последних сил сопротивлялись спартанцам, и не увидел поражение родного города.

Софоклу приписывают проведение ряда важных театральных реформ: он ввел третьего актера, увеличил количество участников трагического хора с 12 до 15 человек, нарушил принцип связной тетралогии. На первых порах Софокл, как и Эсхил, был актером в своих трагедиях, но впоследствии из-за слабого голоса он прекратил выступления. Первая победа Софокла на Великих Дионисиях датируется 468 г. до н. э., и, согласно поздней традиции, Софокл одержал ее над Эсхилом. На состязаниях драматургов Софокл занимал первые или вторые места и никогда третьи. Достоверно известно о 24 его победах – 18 побед он одержал на Великих Дионисиях и 6 побед – на Ленеях. Дожив до 90 лет, Софокл умер, так и не узнав горечи поражения на сцене.

Творческое наследие Софокла составило 123 драмы, из которых сохранилось целиком только семь. В его трагедиях хор постепенно теряет свое значение. Введение третьего актера позволило увеличить количество действующих лиц и сделать более активным диалог между ними. Нарушение принципа связной трилогии приводит к увеличению пролога, а действие трагедии в рамках одной драмы становится более динамичным.

Из сохранившихся целиком 7 трагедий Софокла три были написаны на основе троянского кикла («Аякс», «Филоктет» и «Электра»), а сюжет трагедии «Трахинянки» основан на мифе о Геракле. Наибольшую известность в мировой драматургии получил «фиванский цикл» Софокла – «Царь Эдип», «Антигона», «Эдип в Колоне», в которых поэт поднимает важнейшие морально-этические проблемы.

Сюжет трагедии «Царь Эдип» основан на мифе о родовом проклятии Лабдакидов. Фиванский царь Лай, сын Лабдака, получил предсказание оракула, что ему суждено умереть от руки собственного сына. Поэтому Лай приказал убить своего новорожденного ребенка, но слуга пожалел мальчика и отдал его пастуху из Коринфа. Мальчик позднее был усыновлен коринфским царем Полибом, которого считал своим отцом. Когда Эдип подрос, то узнал о пророчестве, согласно которому ему было суждено убить родного отца и жениться на собственной матери. Не подозревая, что Полиб не является его родным отцом, Эдип решает покинуть Коринф, надеясь таким образом избежать предназначенной ему ужасной судьбы. Однако на дороге в Фивы он вступает в перепалку с неким стариком на колеснице и в завязавшейся драке убивает его и его спутников. Этим стариком был Лай, настоящий отец Эдипа. Так сбылась первая часть пророчества. После победы над Сфинксом Эдип торжественно вступает в Фивы. Его чествуют как героя, избавившего город от чудовища, и он женится на вдове царя, Иокасте, погибшего от рук неизвестного разбойника, не подозревая, что это его родная мать. Так сбылась вторая часть пророчества. Следующие несколько лет Эдип справедливо и мудро правил в Фивах, пока в городе не разразилась эпидемия чумы. Пытаясь найти причину бедствия, жители города обращаются за советом к дельфийскому оракулу. Оракул сообщает им, что боги прогневались на город за то, что в нем живет убийца царя Лая, которого следует изгнать. С этого начинается трагедия Софокла. Сам Эдип, не подозревая, что ужасное предсказание сбылось и он убил своего отца и женился на своей матери, активно принимается за розыски убийцы. Эдип шаг за шагом раскрывает ужасную правду, что составляет основную часть трагедии. Софокл сосредоточил внимание зрителей на чувствах и переживаниях своего героя. В конце Эдип понимает, что убийцей является он сам. Узнав правду, Иокаста лишает себя жизни, а Эдип, испытав глубокое потрясение, ослепляет себя и осуждает на изгнание. Пытаясь избежать своей судьбы, Эдип, мудрый правитель и смелый герой, пережил крах своих стремлений и в финале предстает перед зрителями готовым к наказанию, которому сам себя подвергает.

Высшая истина проявляется в воле богов, тогда как возможности человека в этом мире весьма ограничены. Герои Софокла – яркие, сильные личности, не испытывающие сомнений и колебаний в правильности их нравственного выбора. Но человек бессилен перед волей богов. Боги у Софокла – это могущественная сила, которую человеку не дано постичь, и лучшее, что он может сделать, – это беспрекословно подчиниться. Судьба Эдипа стала воплощением неотвратимости судьбы и бессмысленных попыток человека бороться с ней. В трагедии «Эдип в Колоне» Софокл пробуждает у зрителей чувство сострадания к своему герою. В сопровождении своей дочери Антигоны слепой Эдип приходит в Колон, где находит покровительство у афинского царя Тезея. Эдип проклинает своих сыновей, Этеокла и Полиника, которые в борьбе за власть развязали войну в Фивах, и находит успокоение в священной роще Эвменид.

Печальная судьба дочери Эдипа, Антигоны, из одноименной трагедии. После войны за Фивы оба брата Антигоны, Этеокл и Полиник, пали в единоборстве. Новый правитель Фив, Креонт, запрещает хоронить Полиника, ибо он предал свой город и привел в него вражеское войско. Однако Антигона нарушает запрет Креонта и проводит над телом брата погребальный обряд. Креонт негодует, что она нарушила закон, но Антигона говорит о том, что следовала высшим, божественным законам, которые гораздо важнее, чем законы людей. Несмотря на просьбы сына Креонта, Гемона, пощадить Антигону, ее осуждают на казнь и замуровывают в подземном склепе. Однако и сам Креонт понесет наказание за свое самомнение и гордыню. Он теряет сына и жену и, проклиная себя, оплакивает свою бессмысленную теперь жизнь.

Младшим современником Софокла был Еврипид (480–406 гг. до н. э.). Он родился в состоятельной афинской семье, получил хорошее образование. В отличие от Эсхила и Софокла, Еврипид не принимал активного участия в общественной и политической жизни Афин, вел замкнутый образ жизни, общаясь с узким кругом друзей, в который входили философы Анаксагор и Архелай, софисты Протагор и Продик. Известно, что у Еврипида была крупная библиотека. Творчество Еврипида совпало с кризисом полисной идеологии, когда общественные взгляды и моральные устои подвергались пересмотру. Еврипид отразил в своих трагедиях новые тенденции в обществе, во многом сформировавшиеся под влиянием софистов, однако успеха они ему не принесли. Впервые он принял участие в состязаниях драматургов в 455 г. до н. э. с трагедией «Пелиады», но занял третье место. Свою первую победу он одержал только в 441 г. до н. э. Всего пять раза поэт побеждал на Великих Дионисиях, причем дважды – посмертно, с трагедиями «Вакханки» и «Ифигения в Авлиде». Произведения поэта не пользовались успехом у его современников. Публика часто криками прерывала его трагедии, а сам поэт служил постоянной мишенью для насмешек авторов древней комедии, особенно Аристофана. В комедии «Лягушки» Аристофан высмеял принципы трагедий Еврипида, а в комедии «Женщины на празднике Фесмофорий» показал женщин, которые решили побить Еврипида за его злостную клевету на них. Поздняя традиция сохранила предание, что, когда публика потребовала убрать некий текст из его трагедии, Еврипид вышел на сцену и якобы заявил, что имеет обычай писать пьесы для того, чтобы учить народ, а не учиться у него. В 408 г. до н. э. Еврипид покинул Афины и переехал в Македонию по личному приглашению царя Архелая. В Македонии Еврипид написал еще две трагедии – «Архелай» и «Вакханки». Он умер в 406 г. до н. э. и был похоронен в столице Македонии Пелле.

Еврипиду приписывается около 90 драм, из которых целиком до наших дней сохранилось 18 (17 трагедий и одна сатирова драма «Киклоп»). Сюжеты из троянского кикла стали основой его трагедий «Ифигения в Авлиде», «Ифигения в Тавриде», «Троянки», «Гекуба», «Елена», «Андромаха», «Электра», «Орест», а фиванского кикла – «Вакханки», «Финикиянки» и «Просительницы». Еврипид существенно расширит тематику древней трагедии. Мифы о Геракле послужили темой трагедий «Безумный Геракл», «Гераклиды» и «Алкеста», миф о походе Аргонавтов – трагедии «Медея», афинская мифология – трагедиям «Ипполит» и «Ион», мифология Диониса – трагедии «Вакханки». Кроме того, сохранилось множество фрагментов других трагедий. Высокая степень сохранности трагедий Еврипида, по сравнению с трагедиями Эсхила и Софокла, объясняется тем, что его трагедии стали необыкновенно популярны в греческом театре в эпоху эллинизма (III–I вв. до н. э.). Еврипид создал новый тип греческой трагедии, опередив свое время и не был понят современниками.

Еврипид снизил героический пафос древней трагедии, внес в нее бытовую, семейную тематику. Хор у него постепенно теряет значение, на первый план выступают персонажи его драм. Еврипиду была свойственна детальная проработка характеров героев и высокий психологизм их образов, недаром говорили, что Софокл изображал людей такими, какими они должны были быть, тогда как Еврипид показал их такими, какие они есть на самом деле. В этом состояла величайшая заслуга поэта. В трагедиях Еврипид раскрыл глубину истинных чувств и мыслей людей, показал сложный психологический образ человека, всю палитру его чувств – гнев и ярость, любовь и ревность, зависть и месть. Сильные эмоции, накал страстей часто приводят героев Еврипида к нравственной, а подчас и физической гибели: буйствующие вакханки во главе с Агавой разрывают на части Пенфея («Вакханки»), ослепленный безумием Геракл убивает свою семью («Геракл»), больная от ревности Медея лишает жизни собственных детей («Медея»). В отличие от Софокла, Еврипид не верит в справедливость богов, часто именно боги повинны в несчастиях людей. Еврипид показывает, что богам также присущи человеческие слабости. Афродита по злобе губит Ипполита и Федру («Ипполит»), Аполлон обольщает и бросает Креусу («Ион»), Гера насылает безумие на Геракла, и тот убивает свою семью («Безумный Геракл»).

Еврипид ввел в трагедию интригу и впервые сделал любовную страсть темой греческой трагедии. В так называемых трагедиях страстей («Медея» и «Ипполит») Еврипид показал новых героинь греческой трагедии – женщин любящих и страстных, готовых погубить своих врагов и самим погибнуть. В трагедии «Медея» (431 г. до н. э.) действие происходит в Коринфе, куда после путешествия в Колхину за золотым руном вынуждены были бежать из Иолка Ясон и Медея, после того как Медея убила царя Пелия. Ясон собирается бросить Медею и жениться на Главке, дочери царя Коринфа, Креонта. Медея узнает о замысле мужа и решает отомстить. Еврипид мастерски изобразил горе и отчаяние обманутой и брошенной женщины, которое оборачивается для всех участников драмы ужасными последствиями. Шаг за шагом зритель может проследить, как Медея совершает свою страшную месть. Она губит свою соперницу, Главку, и ее отца Креонта. Но этого ей кажется мало, и постепенно она приходит к страшной мысли убить своих сыновей от Ясона. Медея-женщина борется с Медеей-матерью, ненависть к Ясону борется с любовью к сыновьям. Еврипид изменил миф – в ранней традиции толпа коринфян, возмущенных преступлениями Медеи, врывается в храм, где она прячется с сыновьями и убивает детей. У Еврипида Медея сама осуществляет задуманное убийство сыновей и даже не дает Ясону их тела для погребения. Она покидает Коринф, улетая на колеснице бога Гелиоса. В поздней традиции сохранилось предание, что якобы жители Коринфа попросили Еврипида изобразить Медею убийцей своих детей.

Страданиям Федры от неразделенной любви к своему пасынку Ипполиту посвящена трагедия «Ипполит» (428 г. до н. э.). До наших дней сохранилась вторая редакция этой трагедии, в которой Еврипид существенно переработал сюжет. Сын афинского царя Тезея, юный Ипполит почитает богиню охоты Артемиду и сторонится богини любви Афродиты. В гневе Афродита решает отомстить и внушает страсть к Ипполиту его мачехе Федре. Федра не в силах бороться с безответной и преступной любовью к пасынку и хочет умереть. Ее кормилица, желая помочь, рассказывает о любви Федры Ипполиту, чем вызывает справедливое негодование юноши. В ужасе от того, что ее тайна может быть всем раскрыта, Федра принимает решение покончить с собой, но перед смертью оставляет записку своему мужу, Тезею, в которой обвиняет в своей смерти Ипполита, якобы обесчестившего ее. Афинский царь Тезей, вернувшийся домой после долго отсутствия, узнает о случившемся и изгоняет Ипполита. Он проклинает сына, и по воле Посейдона Ипполит гибнет, разбившись на колеснице. Тезей радуется, что возмездие совершилось, но Артемида сообщает Тезею о невиновности сына, который погиб из-за гнева Афродиты. Еврипид прекрасно показал, что Федра, страдающая от безответного и преступного чувства, невинно оклеветанный Ипполит, обманутый Тезей всего лишь жертвы вражды Афродиты и Артемиды.

Последней трагедией Еврипида стали «Вакханки», которую он написал в Македонии. Поэт использует миф о фиванском царе Пенфее, который отказывался признавать власть Диониса. Гордый и самоуверенный Пенфей видит в служении Дионису только обман и разврат. В ответ Дионис насылает безумие на фиванских женщин. Вакханки во главе с матерью Пенфея, царицей Агавой, разрывают его на части. Агава, насадив голову сына на копье, во главе шествия безумных женщин идет во дворец. Когда же безумие отступило, Агава в ужасе понимает, что убила собственного сына. Дионис, подобно Афродите в «Ипполите», показан злобным и мстительным богом и не вызывает симпатий зрителей.

Несмотря на то что Еврипид не получил признания современников, его трагедии пользовались большой популярностью в эпоху эллинизма, позднее – в Риме и стали основой европейской трагедии в эпоху Возрождения и классицизма.

Творчество Эсхила, Софокла и Еврипида стало величайшим достижением греческой литературы и во многом определило дальнейшее развитие мировой драмы. Именно греческая трагедия является тем фундаментом, на котором создавали свои шедевры Расин и Корнель, Шекспир и Шиллер. И по сей день греческая трагедия не утратила своей актуальности, ибо темы, которые в ней поднимались, вечны – патриотизм и долг перед родиной, вера в справедливость, любовь и верность. Поэтому герои трагедий Эсхила, Софокла и Еврипида останутся с нами навсегда.

Гвоздева Т.Б.

Эсхил

Персы
Cтихи 1–1045

Действующие лица

Хор старцев, составляющих Государственный совет Персии, именуемый Советом Верных

Атосса, вдова царя Дария, мать царя Ксеркса

Вестник

Тень Дария

Ксеркс

ПАРОД

Площадь перед дворцом персидских царей в Сузах.

В стороне от орхестры мавзолей Дария.

Предводитель хора

Вот мы, Верных Совет, как доверенных слуг

Государя зовут.

На Элладу пошел весь персидский народ;

Мы ж оставлены – кремль и несметных богатств

Кладовые стеречь. И сам Дария сын

Заповедал нам, Ксеркс, как старейшим,

Дозирать за него, самодержца.

Но тревожится дух о возврате царя

И полков, дорогим отягченных добром;

¹⁰ И раздумье томит, и сомненье гнетет,

И предчувствие беды пророчит.

Вся асийская мощь молодая ушла

В чужедальний предел;

А вестей нет как нет, и не скачут гонцы,

Возглашая победы, в столицу:

А ведь все поднялись – с Экбатаны, от Суз,

От Киссийских родных, стародавних твердынь, —

Поднялись, потекли,

На конях и пешком, и на черных судах:

Ополчилися тмы

²⁰ И густою подвиглися тучей.

И ведет их Амнестр, и ведет Артафрен,

Мегабат их ведет, и ведет их Астасп, —

Сил персидских вожди,

Воеводы-цари, но владыке владык,

Ксерксу, данники все; каждый полчищ своих

Властелин и гроза; каждый, с луком кривым,

На коне, богатырь, страховиден и лют,

Браннолюбием в сечах ужасен.

Им в подмогу летит на конях Артембар,

³⁰ Выступают Масистр, Фарандак и Имэй

Благородный, стрелок из стрелков, и Сосфен

Колесницы гремящие гонит.

И – кормилец поток – многосеменный Нил —

Соревнует людьми приумножить поход:

Ряд еги́птян ведут

Властели́н Сусискан, и Пегас, и Тагон,

И великий Арсам, князь мемфисских святынь,

И божественных Фив судия, Ариомард;

Скороходы лагун, выплывают гребцы

⁴⁰ На бесчисленных нильских галерах.

И лидийцы от нег отказались для битв,

И других привели урожденцев тех мест:

С ними слуги царя —

Митрогат и Арктей, многодоблестный муж.

И от Сард золотых боевые ряды

Четверней, шестерней запряженных коней

Колесницы влекут, – и единый их вид,

И единый их звук устрашает.

И удолий, что Тмол осеняет святой,

⁵⁰ Устремились жильцы на Элладу взвалить

Подневольный ярем. Фарибид и Мардон

(Их копье не берет, копьеборцев лихих)

Выезжают и вслед в ощетиненный лес

Пик мисийских влачат. И богач – Вавилон

Смесь людскую рекой извергает: отбор

Метких лучников, люд корабельный.

И язы́ки степей асиатских мечом

Препоясались, – все

За знаменами Ксеркса влекутся.

Столь огромен был сбор, столь несметны войска!

⁶⁰ Все снялись, все ушли. И всей Асии плач

Неумолчно зовет вожделенный свой цвет;

А тоска матерей, а отчаянье жен

Дням унылым и счет потеряли.

Хор

С т р о ф а I Прегражден путь:

Как река – понт.

А об о́н-пол

Там чужой край^[1],

Медяны́х скреп

И льняных уз

Не жалел царь,

И настлал гать,

И навел мост:

На чужой брег

Перевел рать —

Чрез пролив тот,

Где нашла гроб

В старину дочь

⁷⁰ Афаманта, —

И в ярмо впряг

Роковой понт.

А н т и с т р о ф а I Ты людских стад

Волопас, Ксеркс!

Из степных недр,

Из асийских —

Гонит тмы тем

Пастуха жезл.

По моста́м шлют,

По хребтам волн

За полком полк

Главари сил.

И вождей вождь —

С ними ты, бог,

⁸⁰ В чьей крови жив

Золотой дождь,

Что́ низвел Зевс

На твою, царь,

На праматерь!

С т р о ф а II Грозовой тьмой

Омрача взор,

Огневой змий —

О числе рук

Необъятном, —

Кораблей дух —

О числе крыл

О несметном, —

Ты кати́шь, царь,

И пуки стрел

С тетевы шлешь

В копьеборцев!

А н т и с т р о ф а II Кто найдет мощь

Медяных мышц

Супротив стать

Боевых тем?

Богатырь, кто

⁹⁰ Запрудит хлябь

И разбег волн

Обратит вспять?

Кто б тебе, перс,

Возбранил путь?

Кто б тебя, перс,

Одолеть мог?..

Но богов месть

Сторожит нас

И кует ков

Тихомолком:

Как ни будь скор.

На узлы пут

Оперев пядь,

Не отпрянешь.

Невдомек нам

Потайной плен:

Ибо скрыл в лесть,

Разубрал в ложь

¹⁰⁰ Западню Рок.

Удался лов, —

Из тенет тех

Не унесть ног.

Кто попал в сеть,

Не уйдет цел.

С т р о ф а III  От богов, знать,

На роду нам

Эта участь, —

И на то, перс,

Родился ты,

Чтоб коней гнать

На лихой пир

Удалых сеч,

Чтоб грозой битв

За кремлем кремль

Повергать в прах —

И за градом рушить град!

А н т и с т р о ф а III  От богов, знать,

Научен ты

Поборать хлябь,

Что́ крутой ветр

Убелил всю

Сединой бурь,

¹¹⁰ Пролагать путь

Через лес волн

И снастей ткань

За оплот чтить

Под игрой гроз,

И доскам вверять войска!

С т р о ф а IV  Входит в душу бледный страх,

В ризе черной с ним печаль.

Увы! Увы!

Если цвет персидских войск

Рок пожнет,

Опустеет гордый град!

А н т и с т р о ф а IV  И киссийских древних стен

¹²⁰ Будет вторить гулкий свод:

Увы! Увы!

Женщинам на площади,

Рвущим риз

Многоценный в клочья лен.

С т р о ф а V Ибо вдруг

С мест ушел

Конный люд и пеший люд

Всей земли,

Вслед вождю,

¹³⁰ Словно рой

Вешних пчел из улья вон, —

В заморский край, стезей, два брега

Дивным сопряг царь звеном

В цепь одну, чрез море.

А н т и с т р о ф а V В ло́жницах

Слезы льют

Вдовы по живым мужьям.

Горе вам,

Женский сонм,

Вдовий сонм!

Милый друг, могучий друг

Покинул дом, суровый воин.

У́пряг двойной, два ярма

Как нести безмужней?

Эписодий первый

Предводитель хора

¹⁴⁰ Подобает совет

Нам, о персы, жильцы вековечных твердынь,

Совокупно держать, и нужда настоит

Верным думу глубокую думать.

Как тут быть? Что с царем?

Где божественный Ксеркс, бога Дария сын,

Чья Персеева кровь имя персам дала?

Напряженный ли лук побеждает в борьбе

Или жало копья,

Устремленного крепкой десницей?

Но, как око богов, засветился нам свет:

¹⁵⁰ То выходит царя венценосная мать

И царица моя! Припадем же к стопам

Государыни все и приветственных слов

Принесем ей согласные дани!

Хор приветствует вышедшую из дворца Атоссу коленопреклонением.

Хор

Мать владыки, длинноризых жен Персиды госпожа,

Здравствуй, старица-царица, здравствуй, Дария вдова!

С богом ложе ты делила, бога персам родила́,

Коль от войска демон древний в эти дни не отступил.

Атосса

Из палат, одетых златом, выхожу в кручине к вам,

¹⁶⁰ Старцы, ло́жницу покинув, где я с Дарием спала, —

Рассказать, какая дума камнем на сердце легла.

Други, вам призна́юсь: душу мне волнует тайный страх,

Как бы дерзостный Избыток, все богатства, что собрал

Не без воли божьей Дарий, не столкнул ногой во прах,

Пыль столбом подняв над домом. Две заботы дух томят:

Изобилье не почетно без мужей; и доли нет,

Громких подвигов достойной, если беден сильный муж.

Так, в хоромах – злата груды, пред очами бледный страх:

Око дома, мню, – владыка: нет его, – и свет потух.

¹⁷⁰ Вот об этом, – ка́к годину пережить, – и будьте мне

Вы советниками, персы, мудрых старцев верный сонм.

От кого ж, как не от вас мне, и советов добрых ждать?

Предводитель хора

Знай, царица: нам не дважды слово молвить ты должна,

Речью ль, делом ли прикажешь доказать, что́ можем мы;

Совещанья ль удостоишь, ту же преданность яви́м.

Атосса

Не мало посещают грез ночных меня

С тех пор, как сын мой воинство в поход послал

И сам ушел ионян разорять страну.

Но все ж доселе не было столь явственных,

¹⁸⁰ Как прошлой ночью, знамений. Мне снился сон:

Предстали близко, в пышных одеяниях,

Две женщины: персидский на одной наряд,

А на другой – дорийский. Наших жен они

И ростом превосходней, и красой лица;

И, мнится, сестры обе из одной семьи.

И знаю, будто этой – зе́мли эллинов,

Той – варваров достались в родовой удел.

И ссору сестры некую затеяли;

И сын мой будто тут же. Хочет мир меж них

¹⁹⁰ Наладить, укротить их. А потом запряг

Обеих в колесницу и набросил им

Ярмо на выи. В упряжи красуется

Одна, как башня, и браздам покорствует;

Брыкается другая и руками рвет

Постромки, возжи, – силой выбивается,

Узду похитив, иго пополам сломив.

Упал возница. Дарий, наклонясь над ним,

О сыне сожалеет. Ксеркс, узрев отца,

На теле раздирает ризы царские.

²⁰⁰ Такой мне этой ночью сон привиделся.

Я, встав с постели, руки ключевой водой

Омыла и с дарами к алтарю пошла,

Принесть богам гостинец в отвращенье бед,

Как следует по чину. В этот миг орел

Слетает, – вижу, – к жертвеннику Фебову,

Спасаясь от погони. Онемела я

От страха, други! Сокол в то ж мгновение,

Его настигнув, в голову впустил врагу

Кривые когти; рвет он и дерет орла,

²¹⁰ А тот, согбенный, робкий, не противится.

Такие дива видеть привелося мне,

А вам услышать. Сына ж боевой успех

Прославит; в неудаче неподсуден он:

Доколе жив, в Персиде будет царствовать.

Предводитель хора

Ни пугать тебя, царица, ни чрезмерно ободрять

Не хотим. К богам прибегни ты с усердною мольбой:

Если в знаменьях угроза, отвратить беду проси;

Если доброе предвестье, да свершится то добро,

И тебе с детьми на радость, и отечества сынам

²²⁰ Возлияй Земле ты дале, возлияй усопшим ты:

Душу Дария (он ночью, говоришь, тебе предстал!)

Умири, моля, чтоб сыну и тебе из темных недр

Слал на свет благополучье, а противное замкнул

С не́житью в темницу мрака. Слово сердцем внушено:

Всячески добро прибудет, коль послушаешь меня.

Атосса

Сон мой ты услышал, первый, и с участьем обсудил;

Дому царскому на пользу будет твой святой совет.

Да свершится ж все во благо! А моленья и дары,

Как велишь, богам и милым опочившим принесу,

²³⁰ Лишь опять вернусь в чертоги. Но сейчас хочу узнать:

Пресловутые Афины, – други, где тот град стоит?

Предводитель хора

Госпожа, в стране далекой, – там, где Гелия закат.

Атосса

И тем дальним градом сын мой вожделеет завладеть?

Предводитель хора

Может быть, и вся Эллада им уже покорена.

Атосса

Силы воинской довольно ль в той стране или недохват?

Предводитель хора

Сила та довлела – много причинить мидянам бед.

Атосса

Чем другим земля богата? Есть достаток в их домах?

Предводитель хора

Есть серебряная жила в тайниках глубоких недр.

Атосса

Лук тугой их руки держат, тучей прыщут метких

стрел?

Предводитель хора

²⁴⁰ Нет, уступчивые копья – их оружье да щиты.

Атосса

Кто ж тех ратей предводитель, самодержный властелин?

Предводитель хора

Подданства они не знают и не служат никому.

Атосса

Но пришельцев грозных силу как же встретят без вождя?

Предводитель хора

Много с Дарием к ним вторглось удальцов: погибли все.

Атосса

Твой ответ ужасен ближним предпринявших сей поход.

Предводитель хора

Не гадательно, не лживо нас осведомит о всем

Этот вестник: порасскажет про набег персидский он.

Ликовать ли нам иль плакать, – время истину узнать.

Входит Вестник.

Вестник

О всей земли асийской грады, области!

²⁵⁰ Сокровищ пристань, Персия богатая!

Одним ударом – ка́к величье рушилось!

В мгновенье ока долу как поник расцвет!

Увы! Злосчастье – вестникам злосчастия

Предстать впервые. Нудит рок беду гласить.

О персы! Все погибло ваше воинство!

Хор

С т р о ф а I Беда, страшная, неслыханная беда!

Увы! Восплачь, возрыдай, мой народ!

Вестник

²⁶⁰ Со всем великим полчищем покончено,

И сам я вижу свет дневной нечаянно.

Хор

А н т и с т р о ф а  I К чему век мой долгодлительный привел?

Изведать скорбь, коей дух не гадал!

Вестник

Свидетель, очевидец, не по слухам я

Поведаю вам, персы, нашу пагубу.

Хор

С т р о ф а II Горе! Слепой поход!

Смесясь, всем скопом ринулись

²⁷⁰ Асиатских земель языки

В ту роковую Элладу!

Вестник

Телами жалко сгинувших усеяно

Поморье Саламина и окрестных мест.

Хор

А н т и с т р о ф а II Горестный милых рок!

Морской водой пропитаны,

Трупы носятся волн прибоем:

В берег ударяясь, плывут прочь.

Вестник

Бессильны были луки: гибло воинство,

Ударами разимо корабельными.

С т р о ф а III  ²⁸⁰ Ужасна весть! Стенай, народ!

Подъемли жалкий вопль!

Жестоко посетили нас

Боги, сгубив

Нашу мощь живую!

Вестник

О имя Саламина! Ненавистный звук!

Стенанием, Афины, вспоминаю вас!

Хор

А н т и с т р о ф а III  Афины, грозные врагам!

О, сколько бедных вдов

Вас будут называть в слезах!

Сколько сирот

Вас навек запомнят!

Атосса

²⁹⁰ Давно храню безмолвие, несчастная,

Подавленная горем. Столь огромно зло,

Что нет ни слова на устах, чтоб выразить

Страданье, – ни вопроса. Но нести должны

Мы все богов даянье. Овладей собой,

О вестник, и поведай, хоть стенаньем речь

Не раз прервется: кто в живых из пастырей?

О ком нам плакать, – кто, свой посох выронив,

Оставил без призора паству сирую?

Вестник

Ксеркс жив и видит солнечный очами свет.

Атосса

³⁰⁰ Великий свет вещал ты дому царскому;

Из но́чи непроглядной белый день блеснул.

Вестник

У скал, у Силенийских, что кропит прибой,

Вождь конницы несметной – Артембар – убит.

Копьем проколот, с обагренной палубы

Стремглав в кручину прянул хилиарх Дадак.

Бактр, витязь славный, Тенагон, отныне стал

Герой – присельник острова Аянтова,

Который омывает море шумное.

Лилея и Арсама и Аргеста вал

Утесы островные, голубиц приют,

³¹⁰ Бодать принудил. Корабля единого

Арктей, Адева (близ истоков нильских он

Страною правил) и Фарнух – тройной урон.

Маталл из Хрисы, ведший черной конницы

Три мириады, заросль рыжеогненной

Брады косматой собственною кровию

В пурпурный перекрасил, умирая, цвет.

Араб, из Магов родом, и Артам из Бактр

В земле суровой вечный обрели приют.

³²⁰ Аместрий; неутомный Амфистрей, копье

Могучее; и витязь (будет в Сардах плач!)

Ариомард; Сисам Мисиец; вождь морских

Пяти отрядов, – каждый в пятьдесят судов, —

Лирнеец родом, Фарибид, красавец-муж, —

В чужой земле прияли смерть плачевную.

Синнесий, первый в воинстве по доблести,

Наместник киликийский, кто один врагам

Доставил труд великий, – был без жалости

Похищен роком. Вот кого припомнил я

³³⁰ Из первых в стане: горсть я взял из груды бед.

Атосса

Увы! Я слышу повесть величайших бед,

Позор Персиды, долгий похоронный плач!

Но, снова обращая речь к началу дел,

Скажи, какое ж множество повыплыло

Судов враждебных, если с нами меряться

Враги дерзнули мощью корабельною?

Вестник

Числом судов перс явно превосходствовал:

Всего лишь триста было их у эллинов;

³⁴⁰ К тому отборных, сверх трехсот, десяток был.

А Ксеркс-владыка, – знаю достоверно то, —

Водительствуя в битве, заурядных вел

Судов военных тысячу да двести семь

Имел отборных, скорости неслыханной.

Таков подсчет. Не скажешь: враг сильнее был.

Атосса

Так некий демон войско погубил, весы

Судьбины нагнетая в пользу эллинов?

Вестник

⁽³⁴⁷⁾ Спасают кремль Палладин небожители.

Атосса

Итак, Афины, скажешь, – нерушимый град?

Вестник

Оградой крепкой граждане стоят окрест.

Атосса

³⁵⁰ Как вспыхнула, поведай, схватка на́ море?

Кто начал битву? Эллины ль иль сын мой, Ксеркс,

Числом надмившись силы многовёсельной?

Вестник

Дух-мститель, о царица, злой ли бог иной,

Явясь невесть откуда, был всему виной.

Приходит эллин некий из афинских войск

И держит ко владыке таковую речь:

Решили, будто б, эллины стоянку снять

И под покровом ночи, на суда вскочив,

Спасаться бегством тайным; а как вырвутся

³⁶⁰ В простор открытый, – кто куда рассеяться.

А царь, как то услышал, не поняв ни ков

Врага, ни козней от богов завистливых,

Вождям плавучей^[2] силы разослал приказ:

Лишь светодавец-Солнце истощит колчан

Палящих стрел и внидет в храм эфирный мрак,

Суда сплошной заставой строить в три ряда,

Стеречь дозором выходы в простор зыбей,

Другим Аянтов остров оцепить кольцом;

Хотя бы часть морского стана вражьего

³⁷⁰ Лазейкой ускользнула от погибели, —

Снять с плеч грозился голову начальникам.

Такой приказ он отдал в исступлении:

Зане не ведал от богов грядущего.

Они ж не без раченья приготовились,

Послушествуя сердцем; ужин справили, —

Весло гребец наладил на уключину.

Когда же солнца свет угас и сумраком

Покрылись воды, каждый властелин весла,

Оружия ль владелец на корабль взошел;

³⁸⁰ И, строй за строем, длинных кораблей во мгле

Равняется громада: каждый свой черед

И место знает. Так всю ночь начальники

В порядке уставляли мореходный стан.

Уж свет забрезжил, а из стана эллинов

Никто не умышляет проскользнуть тайком.

Но вот и белоконный день сиянием

Залил всю землю. Первый звук, донесшийся

До нас, был громкий эллинов молящихся

Пеан согласный; вторили отзывами

³⁹⁰ Утесы островные кликам воинским.

Тут страх напал на варваров, обманутых

В своей надежде. Явно, не пред бегством враг

Воспел, с победной силой, гимн торжественный;

Он в бой стремится пламенный, сомненья нет;

Отвагу распаляет трубной меди рев.

И вдруг, по знаку, дружно в лад ударили

По зыбкой соли плещущими веслами,

И вскоре можно было разглядеть суда.

В порядке стройном правое вело крыло

⁴⁰⁰ Ватагу остальную. Речи эллинской

Отвсюду раздавались восклицания:

«Вперед, о чада эллинов! За все – сей бой!

Освобождайте родину, детей и жен,

Богов родных престолы, гробы пращуров!

О всем заветном это состязание!»

В ответ им наших гордый говор слышится,

Как рокот моря; миг один – и вспыхнет брань…

Внезапно ударяет о корабль корабль,

В бок медным носом врезавшись. И первый был,

Что дело зачал, – эллинский: он вдребезги

⁴¹⁰ Корму у финикийца раздробил и знак

К резне всеобщей подал. Наше множество

Вначале стойко держится. Но сперта мощь

Проливом узким: нет простора действию;

Своих же давят; весла переломаны

Чудовищ медногрудых тяжким натиском.

А эллины, умыслив хитроумный ход,

Нас полукружьем сжали. Опрокинуты,

Суда тонули; море сплошь покрылося

⁴²⁰ Плывущей плотью, дерева обломками;

Как пены накипь, трупы окаймили брег.

Гребут, в нестройном бегстве, из последних сил,

Персидских войск остатки уцелелые:

Тунцов так острого́ю рыболовы бьют,

Как их частями корабельных остовов,

Стволами мачт и весел побивает враг.

Стон по́ морю и дикий разносился крик,

Доколе черным оком Ночь не глянула,

Утрат же наших, если б десять дней подряд,

⁴³⁰ Царица, говорил я, не исчислить мне.

Но знай наверно: никогда в единый день

Не гибло смертных такового множества.

Атосса

Увы, какое выступило море бед

На персов и на все народы варваров!

Вестник

Я бед и половины не сказал еще:

Другое разразилось и такое зло,

Что дважды перевесит прежде бывшее.

Атосса

Какое горе горше было б этого?

Что это испытанье превзойти б могло?

⁴⁴⁰ Скажи, что бо́льшим ты зовешь несчастием?

Вестник

Все лучшие, что силой мышц и храбростью

Отличны были, древним родом славились,

Царевы слуги верности испытанной,

Бесславно все погибли до единого.

Атосса

Ах, каково мне, горькой, други, слышать то!

Какой же изгубил их беспощадный рок?

Вестник

Лежит близ Саламина островок средь волн,

Без пристани удобной мореходу. Пан

Там хороводы водит над стремнинами.

⁴⁵⁰ Туда в засаду лучших царь послал мужей,

Дабы врагов остаток перебить легко,

Когда, судов лишившись, к тем утесам вплавь

Они спасаться будут; было б где спастись

И персам, уносимым вод течением.

Но дурно рассчитал он день грядущий. Дал

В морском сраженье эллинам победу бог.

И в тот же день, покрыты медяной броней,

Они, на остров высадясь, устроили

Облаву на засевших, оцепив их стан.

Кольцо стесняя, эллины со всех сторон

⁴⁶⁰ Их частым осыпают градом каменным,

Обстреливают тучей стрел; потом, одним

Порывом дружным, на несчастных бросившись,

В куски булатом острым изрубили всех.

И бездну зол увидя, восстенал сам Ксеркс!

Сидел он, озирая с высоты весь бой,

На выспренней вершине, над пучиной вод.

И ризы растерзал он, и завыл в тоске;

Войскам пехотным тотчас повелел бежать

⁴⁷⁰ И сам неблаголепно в бегство ринулся.

Вот что́ достойно плача пуще прежнего.

Атосса

О бог жестокий! Персов обольстил ты как!

За славные Афины – о, сколь горькое

Взыскал возмездье! Не довлела кровь тебе

Тех многих, коих раньше Марафон сгубил.

За них умыслил сын мой победителям

Отмстить – и вот что ныне на страну навлек!

Где ж остальные, вестник, что́ спаслись, суда?

Скажи мне точно, где же ты оставил их?

Вестник

⁴⁸⁰ Не ждут, в смятеньи, веянья попутного

Судов последних корабленачальники, —

Торопят бегство. Войска сухопутного

Остатки тают, добежав в Беотию:

Кто́ занемог, опившись у живых ключей,

Кто пал от истощенья. Еле дух влача,

Бредем через Фокею и Дориду мы

В поля, что влагой благостной поит Сперхей,

К Мелийскому заливу. Далее путь ведет

На Фтиотиду, Фивы Фессалийские.

⁴⁹⁰ В тех странствиях большая часть повымерла

От голода и жажды: натерпелись мы

Обеих пыток вдоволь. Чрез Магнетский край

И земли македонцев, чрез Аксий-реку,

Чрез топи Больбы, камышом заросшие,

Чрез кряж Пангея – выбрались в Эдонию.

В ту ночь дохнуло стужею безвременной:

Замерз Стримон священный; здесь и тот, кто встарь

Нигде богов не видел, вдруг уверовал,

Земле и небу вместе поклоняться стал.

⁵⁰⁰ Вперед, скончав моленье, войско двинулось,

Довериться осмелясь ледяным мостам.

И кто успели реку перейти пред тем,

Как стало солнце стрелы расточать, – спаслись.

Но жаркими лучами светоносный день,

Лед плавя, посредине расковал поток,

И пали сонмы друг на друга. Счастлив тот,

Кто скоро был задавлен иль пошел ко дну.

А те, что уцелели, через Фракию,

При множестве лишений и трудов и бед,

⁵¹⁰ Достигли беглецами, в небольшом числе,

Родного пепелища. Плакать родине

О младости, расцветшей и загубленной!

Во всем правдив рассказ мой. Но исчислить всех

Нельзя напастей, что наслал на персов бог.

Предводитель хора

О демон ярый! Как стопою тяжкою,

Вскочив на род наш, топчешь ты и давишь нас!

Атосса

Увы мне, жалкой! Ратная крушилась мощь!

Ночное сновиденье, вот твой ясный смысл!

Воочию явил мне, что случилось, сон.

⁵²⁰ Не так его вы, старцы, толковали мне.

В одном вы были правы: первым долгом я

Богам, как вы внушали, вознесу мольбы.

Земле и в ней живущим ниспошлю дары,

Из дома взяв усопшим угощение.

Того, что было, знаю, изменить нельзя;

Но пусть в грядущем лучшая нас доля ждет,

От вас же, верных, мы во всем свершившемся

Опоры верной в горе и совета ждем.

И если сын вернется до меня, его

⁵³⁰ Радушно повстречайте и введите в дом,

Чтоб новой не прибавил он к беде беды.

Уходит во дворец.

Стасим I

Предводитель хора

О властительный Зевс! Разорил, сокрушил

Ты кичливую мощь многолюдной страны,

Нашу рать истребил!

И в печаль, и в позор, как в могильную ночь,

Схоронил Экбатану и Сузы!

Руки нежные рвут покрывала с лица,

Разрывают в клочки,

И несякнущих слез неудержный поток

⁵⁴⁰ Орошает цветущие перси.

Бездыханных мужей персиянки зовут

И влюбленной тоской изнывают по ним:

Сиротеет приют упоительных нег,

Не вернуть им услад разделенной любви:

Ненасытна печаль овдовелых!

Ах, и нас, стариков, сокрушает печаль,

С уст срывается плач многослезный!

Хор

С т р о ф а I Вся Асия рыдает днесь,

Стенает опустелая.

⁵⁵⁰ Увел народ воитель – Ксеркс,

Сгубил народ губитель – Ксеркс!

Безумец Ксеркс доверил свой народ

Утлым, в хляби волн, стругам!

Как же Дарий, мудрый вождь,

Меру знал, страну хранил

И в бедах невредимой,

Милый Сузам владыка?

А н т и с т р о ф а I Пехоту и морскую рать

Вы стаей синегрудою,

⁵⁶⁰ Увы, везли на казнь, суда!

Сгубили черные суда

Станицы медноклювых лютых птиц!

В руки вы ио́нянам

Выдали живой свой груз!

Ускользнул от них едва

По тропам неторным

Дикой Фракии сам царь.

С т р о ф а II Первозакланных сонмы, —

Ах!

Отданных в жертву Року, —

Горе, ах,

⁵⁷⁰ Горе! У скал Кихрейских,

Увы! Как вы гибли, тонули как!

Воскрежещи зубами,

К небу зови:

«Увы!»

Вопль подыми протяжный!

Взвой, взвой, город, диким воем!

А н т и с т р о ф а II Сонмы носимых зыбью,

Ах!

Отданных в снедь нечистым!

Горе, ах!

Чадам немым пучины!

Увы! …

«Где кормилец наш?» – стонет дом;

⁵⁸⁰ Матери: «Сын мой, где ты?»

К небу зовут:

«Увы!»

Старые деды плачут,

Дойдет всюду злая повесть.

С т р о ф а III Горе державе персидской!

В Асии подданных нет ей!

Боле не будут оброков

Несть на господские нужды

Стран покоренных языки,

В прах пред владыкой склоняться:

⁵⁹⁰ Имени царскому верить.

А н т и с т р о ф а III  Всех недовольных развязан

Дерзкий язык, и не нужно

Вольного слова стеречься:

С выи ярмо соскользнуло!

Памятный остров Аянта,

Кровью персидской пропитан, —

Силы персидской могила!

Эписодий второй

Атосса, во главе шествия женщин, несущих надгробные приношения, выходит из дворца.

Атосса

О други! Кто несчастье в жизни пережил,

Нрав смертных знает по себе: пришла беда, —

⁶⁰⁰ Во всем угрозу видит боязливый ум,

А в счастье провождая дни, надеемся

И впредь на ветр попутный от благих богов.

Моим очам все ныне полным ужасов

И знамением гнева представляется;

Ушам напев зловещий всюду слышится;

Подавлена я горем и запутана.

Затем-то я без колесниц, без пышности,

Столь просто снарядила это шествие.

Несу за сына кроткий дар на отчий гроб,

⁶¹⁰ Из тех, какими мертвых ублажаем мы:

Вот млеко от юницы чистой белое,

Напиток благодатный, и златистый дар

Пчел-цветоделок; девственных ключей струи, —

И тут же дикой матери, хмельной лозы,

Несмешанное чадо, виноградника

Старинный сок; и светлорусой маслины,

Всю жизнь листву хранящей, благовонный плод;

С душистыми венками из детей земли.

А вы, о други, эти приношения

⁶²⁰ Вершите гимном и зовите Дария

Из тьмы могильной, между тем как прах вопьет

Богам подземным жертвы приносимые.

Предводитель хора

Ты, царица, царя и отечества мать,

Возлиянья пролей в терема, где живут

Благ податели: мы ж песнопеньем святым

Преисподних владык

Умолим благосклонствовать милым.

Вы внемлите, святой глубины божества,

Мать-Земля, и Гермес, и почиющих Царь,

⁶³⁰ И пошлите на свет душу Дария к нам.

Если ведает царь врачеванье живым,

Зол предел нам единый укажет.

Стасим II

Хор

С т р о ф а I Слышит ли царь

В недрах земли

Скорбный мой клич,

Царь богоравный, царь блаженный?

Родной

Варварской речью, царь,

В любом горе тебя зову!

В ночь пролию

Плач ко владыке:

Зов услышит усопший.

А н т и с т р о ф а I Матерь-Земля,

⁶⁴⁰ Боги глубин,

Стражи теней,

Демона славы, духа мощи

На свет

Солнца пустите к нам, —

Бога, в Сузах рожденного,

Вящего всех,

Коих останки

Персть прияла Персиды!

С т р о ф а II Мил нам сей муж

Мил нам сей гроб:

Милое сердце

В нем почило.

⁶⁵⁰ Айдоней!

Сам приведи к нам владыку,

Айдоней! он —

Царь наш единственный:

Дария дай нам!

А н т и с т р о ф а II Он не губил

Ратей своих

В честолюбивом

Ослепленьи,

И прослыл

Он «промыслителем» царства.

Промыслитель

Был он воистину,

Воинства кормчий.

С т р о ф а III  Царь мой, прежний царь,

Выйди, явись очам!

Стань на главу сего кургана,

⁶⁶⁰ Чтоб сандалий

Золотистых

Нам сверкнул блеск,

Чтоб сверкнул блеск

Тиары,

Островерхой, ясной!

Выйди, отец непорочный, Дарий!

Увы!..

А н т и с т р о ф а III  Горе услышишь ты,

Новое горе, встав,

О властелин владык родимых!

От стигийских

Поднялась волн

До живых мгла,

Отняла свет!

Поникла,

⁶⁷⁰ Земнородных юность!

Выйди, отец непорочный, Дарий!

Увы!

ЭПОД

Увы, увы!

О безутешно оплаканный царь!

Взгляни ж, владыка, владыка,

Что́ на страну твою

Неразумия грех двойной,

Что́ он навлек! Взгляни,

Где дома многовёсельные?

⁶⁸⁰ Ах, не дома – домовины!

Эписодий третий

На вершине Мавзолея появляется

Тень Дария

О верные из верных, старцы, сверстники

Моей поры цветущей! Чем отечество

Болеет? Стонут недра; сотряслась земля.

Супруга, вижу, слезы льет на мой курган:

Душа моя смутилась; я дары приял.

Вы ж плач творите пред могилой; жалобным

Взываньем, души мертвых подымающим,

Меня зовете. Трудно подыматься нам:

Препон не мало; боги же подземные

⁶⁹⁰ Берут охотней души, чем на землю шлют.

Но я препобедил их и на зов пришел.

Спеши поведать, – строго разочтен мой срок, —

Какое лихолетье бременит страну?

Предводитель хора

Не дерзаю возвести взгляд,

Не дерзаю обменить слов:

Искони благоговел я

Пред тобой, царь!

Тень Дария

Я пришел из сени смутной, твой заслышав горький плач.

Кратко мне ответствуй: лишних я не требую речей.

Но дерзай и все поведай, победив священный страх.

Предводитель хора

⁷⁰⁰ Трепещу твой ублажить нрав;

Трепещу твой возбудить гнев.

Как сказать мне, что не должен

Говорить друг?

Тень Дария

Если робость дней старинных заграждает их уста,

Ты, венчанная супруга, благородная жена,

Подавляя плач и стоны, покорив печаль, скажи

Ясным словом, что случилось. Скорби всюду сторожат:

Грянет горе с синя моря, встанет лихо из земли,

И тем боле бед, чем доле протянулась смертных жизнь.

Атосса

О блаженнейший из смертных, дней земных благим концом

⁷¹⁰ Всем, пока ты видел солнце, жребий твой завиден был:

Ты, как некий бог, о Дарий, век счастливый провождал.

Взял и мертвый часть благую: ты не видишь бездны зол,

Что́ разверзлась перед нами. Все скажу, сказав одно:

Рушится держава персов. Вот, без пышных слов, ответ.

Тень Дария

Язва ль царство посетила? Смута ль граждан подняла?

Атосса

Нет! Но воинская сила полегла окрест Афин.

Тень Дария

Из сынов моих который на Афины войско вел?

Атосса

Ярый Ксеркс, похода ради, обезлюдил материк.

Тень Дария

Двинулся ль, безумец, сушей? Иль, несчастный, на судах?

Атосса

⁷²⁰ Сухопутным, мореходным вместе был двойной поход.

Тень Дария

Как же с полчищем пехотным он чрез понт переступил?

Атосса

С брегом брег пролива Геллы длинным он сопряг мостом.

Тень Дария

Как? Замкнуть Боспор великий он дерзнул и преуспел?

Атосса

Видно, демон, им владевший, был пособником ему.

Тень Дария

Мощен был, увы, сей демон, обезумевший его.

Атосса

По исходу дела видим, сколь губителен он был.

Тень Дария

Что ж, скажи, вы претерпели, что и граду плач и стон?

Атосса

Стан морской, терпя крушенье, погубил пехотный стан.

Тень Дария

Как? Народ мой поголовно злою бранью истреблен?

Атосса

⁷³⁰ Стонут в Сузах запустелых, потеряв своих сынов.

Тень Дария

Нет оплота государству, нет защитников стране?

Атосса

Все бактрийцы поголовно, кроме старцев, полегли.

Тень Дария

О злосчастный! Сколько юных сокрушил он, свежих сил!

Атосса

⁷³⁵ Одинок, с дружиной малой, Ксеркс, скиталец, говорят.

Тень Дария

Где, какой исход обрел он? Чает ли еще спастись?

Атосса

Рад был оный брег покинуть, перешед чрез мост морской.

Тень Дария

Он спасен? На брег асийский он ступил? Верна ли весть?

Атосса

Достоверно то известье. Подозренья нет ни в ком.

Тень Дария

Горе! Скоро наступило исполненье вещих слов,

⁷⁴⁰ И судил Зевс, чтоб на сыне оправдалась правда их!

Я ж молился, да отложат боги казнь на долгий срок;

Но спешащему навстречу ускоряет встречу Рок.

Ныне зол ключи открылись милым родичам моим.

Сын мой в юношеском пыле сам не ведал, что творит.

Он дерзнул сковать оковы на священный Геллеспонт,

И Боспор, стремимый богом, как раба, смирить ярмом.

Пременить закон стихии, млатом бездну заклепать

И толпам на потоптанье море вольное предать.

⁷⁵⁰ Смертный, мнил глупец принудить Посейдона самого

Из бессмертных к послушанью. Явно, мыслью не был здрав

И неду́говал душою сын мой. Ныне я боюсь:

Что мой труд стяжав, разграбит первый пришлый нипочем.

Атосса

Из общения с дурными научился быть дурным

Пылкий Ксеркс. Они внушали: ты сынам своим стяжал

Бранной доблести богатство; множить незачем его;

И без доблести простор им самовластно царевать.

И злонравных приближенных он уроки восприял,

И на эллинов умыслил целой Асией поход.

Тень Дария

Свершилось, им в угоду, дело страшное,

⁷⁶⁰ Навеки незабвенное, такой урон

И запустенье, коего не ведали

Поныне Сузы с лета, как поставил Зевс

Вождем самодержавным одного царя

Над всей обильной пастбищами Асией.

Был первый Мид верховным войск начальником,

А сын его – дел отчих завершителем.

Любимец счастья, третьим воцарился Кир

И, мир упрочив, осчастливил подданных.

⁷⁷⁰ Лидийскою державой и Фригийскою

Он царство приумножил. Он Ионию

Смирил, богам любезный благомыслием.

Был Кира сын четвертым повелителем,

А пятым – Сме́рдис, родины бесчестие,

Позор престола. Хитростью убил его

Вождь Артафрен, иль Правомысл, по-нашему, —

Чьей волей мысль, как зоркий кормчий, правила, —

В палатах царских, с горстью заговорщиков.

Шестым в ряду был Марафис, Артафрен седьмым.

Потом достался жребий вожделенный мне.

⁷⁸⁰ И много воевал я с многим воинством,

Но столь великих не был зол причиною.

Девятый – Ксеркс; он молод; своего ума

Еще не нажил, а моих не хочет знать

Уроков и заветов. Нет, о сверстники,

Со мною бремя царское делившие!

К такой разрухе мы б не привели страну.

Предводитель хора

К чему ж, владыка Дарий, слово клонится?

Что́ своему народу заповедуешь,

⁷⁹⁰ Чтоб от конечной гибели спастись ему?

Тень Дария

Не воевать вам боле градов эллинских,

Хотя б и с бо́льшим нынешнего воинством.

Сама Земля там эллинам союзница.

Предводитель хора

Что мнишь? Как может смертным поборать Земля?

Тень Дария

Губя пришельцев слишком многих голодом.

Предводитель хора

Коль сил отборных лучший снарядим поход…

Тень Дария

Все ж войску, чей в Элладе затерялся след,

Возврата в домы милые не праздновать.

Предводитель хора

Что ты сказал? Ведь войску уцелевшему

Чрез Геллеспонт не заперт из Европы путь.

Тень Дария

⁸⁰⁰ Немногие из многих путь найдут домой,

Гласит вещанье. Как ему не веровать,

Свершившееся видя? Иль пророчество

Отчасти лишь правдиво? Если ж правда все, —

Отборных Ксеркс оставил, обольщаясь вновь

Пустой надеждой, – там, где Беотийский дол

Поит Асоп, обильный влагой сладкою.

Там ждет их из напастей величайшая,

Возмездие надменья и безбожных дел.

Они не устыдились храмов эллинских

⁸¹⁰ Сокровищницы грабить, жечь святилища;

С землей ровняли жертвенники; идолы

Богов ниспровергали с основания.

За святотатство кару соразмерную

Терпели и претерпят: дна не видно зол,

Все новое вскипает, бьет ключом из недр.

В болото крови дротики дорийские

Платейскую равнину превратят, и тел

Персидских груды на поле истлевшие

До третьего живущих поколения

Немым пребудут знаменьем в очах людей,

⁸²⁰ Что тщетно надмеваться, смертным будучи.

Надменье вырастает тяжким колосом —

Сев Аты, жницы лета многослезного.

Пусть кара за Афины и за эллинов

Вам памятною будет, чтоб никто средь вас,

Презрев, что́ боги дали, возжелав чужим

Добром разжиться, отчего великого

Богатства не растратил. Наказует Зевс

Чрезмерно алчный помысл; грозный есть судья.

Вернуть желая Ксеркса к благомыслию,

⁸³⁰ Увещевайте в добрых наставлениях

Владыку дерзновеньем не гневить богов.

Ты ж, старица-царица, мать родимая,

Навстречу сыну выйди в ризах царственных

Из внутренних покоев, как предстанет он

В отрепье жалком и в лохмотьях пурпура,

Раздранного на теле скорбью лютою,

Утишь его словами утешения:

Тебя одну нечастный сын послушает.

Довольно! Нисхожу я в подземельный мрак.

⁸⁴⁰ Вы ж радуйтесь, о старцы, и в годину бед!

По все дни душу открывайте радости!

Отрады нет усопшим от богатств земных.

Исчезает.

Предводитель хора

Скорбел я, слыша, сколько бед на родину

Обрушилось и сколько предстоит терпеть.

Атосса

О рок жестокий! Сколько новой горечи

Ты мне даешь отведать! Но всего больней

Язвит мне душу зрелище бесчестия

Сыновнего, раздранных царских риз позор.

Пойду в чертоги, праздничный убор возьму

⁸⁵⁰ И с ясным взором встретить попытаюсь я

Пришельца. В горе не предам любимого.

Уходит во дворец.

Стасим III

Хор

С т р о ф а I Как величалася, как красовалася

Родина счастьем и благостроением

В дни, когда царил над ней

Дарий незло́бивый, всепромыслительный,

Кормчий спасительный,

Богоравный государь!

А н т и с т р о ф а I Славилось воинство бранною славою,

И утверждалися грады законами,

⁸⁶⁰ Крепче башенных твердынь.

С дальних походов полки возвращалися,

Горды и ве́селы,

К стародавним очагам.

С т р о ф а II Сколькими градами, нам сопредельными,

Не перейдя через Галис,

Не ушед от очагов, —

Сколькими он по Фракийскому взморию,

Су́против устий Стримона,

⁸⁷⁰ Царства мощь умножил!

А н т и с т р о ф а II Сколько других покорились властителю

От побережья далече

Крепкостенных городов!

И Геллеспонта стяжал он поморие,

И Пропонтиды затоны

Купно с устьями Понта.

С т р о ф а III  ⁸⁸⁰ Взял острова, разлученные плещущей хлябью

С выступом материка:

Лесбос и Самос, питающий ма́слину,

Хиос и Парос, и Наксос, и Ми́конос,

Те́нос и Те́носу в море

Близлежащий Андрос.

А н т и с т р о ф а III  Он островам, и в срединные воды

Между двух больших земель,

⁸⁹⁰ Стал повелителем: Лемносу, И́кару,

Родосу, Книду; и был он на Кипре царь

Па́фоса, Сол, Саламина,

Сей – всех бед причина!

ЭПОД

⁸⁹⁷ И в многолюднейших общинах эллинских

Властвовал самодержавно

Дарий, удел ионя́н, изобилием

⁹⁰⁰ Славный, стяжав. Неутомная

Сила разноплеменных

Ратей была наготове.

Днесь, против нас обратясь недвусмысленно, —

Нам изменила судьбина:

Слава державы крушилась

Средь зыбей неверных.

ЭКСОД

Приближается Ксеркс, в разодранных одеждах, с пустым колчаном за спиною; его сопровождают понурые воины. Хор выступает при первых словах Предводителя хора навстречу царю.

Ксеркс

Увы! Увы!

Злополучный мой рок! Безотрадный удел!

⁹¹⁰ Беспримерный удар! Непостижный удар!

Как свирепо Судьба покарала наш род!

Что нести мне дано! Что терпеть суждено!

Я расслаблен; мощь чресл истощилась моих;

Я порфиру в клочки разодрал, растоптал,

Видя никнущим цвет молодежи родной.

Что же, Зевс, и меня, вместе с сонмом мужей

Убиенных, земля

Не покрыла могильным покровом?

Предводитель хора

Не вернуть, государь, богатырских дружин!

Где великая честь властелина владык?

⁹²⁰ Где надёжа твоя?

Сокрушил нашу силу злой демон!

Восскорбела Земля, возрыдала Земля;

Населил властелин обиталища душ

Молодежью страны!

Цвет ее, эти полчища сильных,

Эти конников тмы, мириады стрелков,

Чрез ворота теней устремились в Аид,

Род за родом, за племенем племя.

Где асийская мощь? О Царь! О Царь!

⁹³⁰ Подломились колени Персиды!

Ксеркс

С т р о ф а I Сколь я жалок! Увы, сколь презрен я!

Родился́ я народу на горе

И на лихо стране!

Хор

Твоего предвозвестник возврата

По асийской земле подымается стон:

Будешь встречен заплачкою воплениц-жен

⁹⁴⁰ И свирельников мариандинских.

Ксеркс

А н т и с т р о ф а I Что ж? Воспойте мне гимн многослезный,

Ибо бог на меня обратился, —

И оплачьте меня!

Хор

Не унять многослезного плача!

Не забыть, не простить овдовелой стране

Ни на суше беды, ни беды на судах,

И к лицу ей нестройное горе.

Ксеркс

С т р о ф а II ⁹⁵⁰ Ионийцам Арей был,

Ионийцам на морских зыбях союзник!

Покосил на водах,

На брегах роковых

Нашу силу!

Хор

Увы! – я зову и про все допрошу.

Где ж вожди царских дружин?

Где твои сподвижники?

Где, скажи мне, Фарандак?

Суса где? Пелаго́н? Где Дотама? Псаммид?

⁹⁶⁰ Акдабата – он где? Где герой Сусискан,

Экбатаны краса?

Ксеркс

А н т и с т р о ф а II Я покинул их, в море

Унесенных с кораблей разбитых тирских,

И помчал их прибой

К Саламинским брегам,

Бездыханных.

Хор

Увы! – я зову. Ты скажи, где Фарнук?

Ариомард доблестный где?

Где владетельный Севалк?

⁹⁷⁰ Благородный где Лилей?

Где Мемфид, Фарибид? Где Масистра, скажи?

Что нейдет Артембар? Что ж Истэхма нейдет?

Где ж они, отвечай!

Ксеркс

С т р о ф а III  Увы, увы мне!

Под Афинами, древней твердыней,

Врагам ужасной,

Бурей одной сметены,

Увы, увы, все полегли

В чужбине дальней!

Хор

Там и верный твой, око царево,

Кто глядел за тебя, подводя счет

⁹⁸⁰ Воев твоих мириадам несметным,

Там забыт и Алпист среди мертвых,

Сын Батаноха,

Мегабата, Сесама потомок?

Там и Парфа великого бросил,

И Ойбара ты, царь, наш вожатый лихой?

За горем горе

Родине каркаешь ты!

Ксеркс

А н т и с т р о ф а III  Тоску-кручину

По сподвижникам храбрым ты будишь

В царевом сердце,

⁹⁹⁰ Боль оживляешь во мне.

О кара кар! Сердце мое

Скорбит, томится.

Хор

И других нам отдай! Мы взыскуем.

Где начальник над мардами, Ксанфий?

Браннолюбивый Анхар? Где Диэксий?

И Арсам, предводители конниц?

Где Дадак?

Где Лифимна? Где Толм, ненасытный

¹⁰⁰⁰ Копьеборец? Дивлюсь я, не видя

Их в отряде твоем. В перевозных шатрах,

Должно быть, едут

Сред провожатых твоих?

Ксеркс

С т р о ф а IV  Сошли во гроб

Все вожди великих сил.

Хор

Сошли в безымянный гроб!

Ксеркс

Да, в гроб, увы! В гроб, увы!

Хор

Увы, увы! Боги кар,

Негадан был

Сей удар!

Страшный удар

Был рассчитан Атой!

Ксеркс

А н т и с т р о ф а IV  Неслыханный

В памяти старинных дел!

Хор

Примера, подобья нет…

Ксеркс

¹⁰¹⁰ Не видано равных бед!

Хор

Ионии дал нам рок

Изведать мощь, —

Злой урок!

Ах, на зыбях

Мощь крушилась персов!

Ксеркс

С т р о ф а V Крушилась, да! Я сгубил —

И какую силу!

Хор

Погибла вся:

Что от нее осталось?

Ксеркс

Взгляни: вот все,

Что́ от нее

Осталось мне.

Хор

Я вижу, царь.

Ксеркс

¹⁰²⁰ Этот колчан: вот все, что я…

Хор

Что́ ты в походе целым спас?

Ксеркс

Да! Мой колчан златозорный.

Хор

Мал от избытка остаток.

Ксеркс

Всю расточил я дружину.

Хор

Да, царь! Не тру́сы ионийцы.

Ксеркс

А н т и с т р о ф а V Богатыри! Не гадал

Я такого горя.

Хор

Что весь ко дну

Стан мореходный канет?

Ксеркс

¹⁰³⁰ В отчаяньи

Растерзал

Порфиру я.

Хор

О, горе нам!

Ксеркс

Горшее, чем сказать дано.

Хор

О, дважды, трижды горшее!

Ксеркс

Нам! Врагу ж ликованье!

Хор

Корень державы подрублен!

Ксеркс

¹⁰³⁵ Нет у меня провожатых.

Хор

Погибли на́ море дружины.

Ксеркс

С т р о ф а VI Вздохни, вздохни о горе, и домой иди!

Хор

Увы, вздыхаю и скорблю.

Ксеркс

¹⁰⁴⁰ Моим стенаньям стоном вторь!

Хор

Делам плачевным отзвук – плач.

Ксеркс

С моим ты согласуй свой плач!

Хор

Увы! Увы!

Ксеркс

О бремя горя тяжкое!

Хор

Боль неизбывной скорби!

Ксеркс

А н т и с т р о ф а VI Бей в грудь, бей в грудь руками!

Обо мне восплачь!

Хор

Сам слез достойный, плачу я.

Ксеркс

Моим стенаньям стоном вторь!

Хор

Не мог бы не стенать я, царь!

Ксеркс

¹⁰⁵⁰ Вопль громкий подыми, взывай!

Хор

Увы! Увы!

Ксеркс

Плоть до́ крови бичуй, терзай!

Хор

Боль лютая! Жгучая рана!

Ксеркс

С т р о ф а VII Рази руками перси!

Как мисийцы, вой!

Хор

Напасть! Напасть!

Ксеркс

Рви бороду, о старец! Не жалей седин!

Хор

Клоками, клоками рву седи́ны.

Ксеркс

И возопи: ой!..

Хор

Ой, горе! Горе!

Ксеркс

А н т и с т р о ф а VII ¹⁰⁶⁰ Рви на груди одежду! Растерзай убор!

Хор

Напасть! Напасть!

Ксеркс

Всклочь кудри! Вспомни воинство – и рви власы!

Хор

Клоками, клоками рву седи́ны.

Ксеркс

И слезы лей, слезы…

Хор

Рекою льются!

ЭПОД

Ксеркс

Моим стенаньям стоном вторь!

Хор

Увы! Увы!

Ксеркс

С рыданием вернись домой!

Хор

¹⁰⁷⁰ Увы! Увы! Персия растоптана!

Ксеркс

Стал плач по стогнам града!

Хор

Стал плач… И стоны.

Ксеркс

Изнеженные, плачьте!

Хор

Увы! Увы! Персия растоптана!

Ксеркс

Взывайте!

Хор

Стоните!

Ксеркс

Крушилась отчизна, увы, увы, —

На кораблях многовёсельных!

Хор

Плачем провожаю в дом царя.

Орестея
(трилогия)

Трагедия первая. Агамемнон
стихи 1–1673

Действующие лица

Агамемнон, царь Аргоса

Клитемнестра, царица

Эгисф, двоюродный брат царя

Кассандра, пленная троянская царевна

Вестник Талфибий

Страж, раб Агамемнона

Хор аргивских старейшин

Служанки Клитемнестры, воины Агамемнона, оруженосцы Эгисфа

Пролог

Площадь перед палатами Атридов в Аргосе. Во дворец ведут двери: большая, средняя и две малые по сторонам. Вдоль дворцовых стен и вокруг площади ряд кумиров и несколько пустых каменных тронов и алтарей невидимых, безымянных божеств. На кровле дома.

Страж

Богов молю, да кончатся труды сии

Ночных дозоров! Долгий год, Атридов пес,

Лежу на вышке, опершись на локоть, —

И ведом стал мне круговратных звезд собор,

Несущих зной и холод, узнаю владык,

Воздушных венценосцев. В свой черед они

Восходят и заходят. А бессонный страж

И ныне ждет: не вспыхнет ли желанный знак,

Урочный не займется ль вестовой пожар —

¹⁰ Клич огненный из Трои: «Пал Приамов град!»

Царица так велела; мыслью мужеской

Далече загадала… А холоп терпи

На кровле мглу и стужу, не смыкай очей,

Дремотой не забудься! Грезу легкую

Прочь гонит страх: усталых не слепил бы вежд

Покой глубокий. Песней заунывною

От сонной силы отчураться думаешь:

Поешь – и плачешь, вспомнив про былые дни…

Неладно в царском доме; подошла беда!..

²⁰ Когда б хоть ныне кончились труды мои!

Зажгись, блесни, как зорька, весть заветная!..

Далече что сверкнуло? Огонечек мал,

Что нам сулишь мерцаньем? Не победы ль день,

Не празднество ль, не пиршества ль по городу?..

Костер! Костер!

Супруга Агамемнона – услышала ль?

Бегу поведать знаменье. Чрез миг она,

Воспрянув с ложа, радостный подымет клик,

Встречая ликованьем вожделенный луч,

³⁰ Заголосит: «Победа! Рухнул вражий кремль!..»

Ей славу петь, а мне плясать предславие!

За царский дом я трижды по шести очков

Здесь выиграл на вышке – ставку полную!

Когда бы только цел и здрав вернулся сам!

Цареву руку милую сожму ль в своей?

О прочем ни полслова! Поговорка есть:

Стал бык огромный на язык – не сдвинешь.

Все сказали б эти стены, будь у стен язык…

Кто знает – понял; невдомек намек другим.

Сходит в дом.

ПАРОД

Хор старцев, препоясанных мечами с длинными жезлами в руках, выступая на орхестру:

Предводитель хора

⁴⁰ Год десятый пошел, как Приама на суд —

Правомощный истец —

Вызывал Менелай, Агаме́мнон звал, —

Сопрестольных царей двудержавная мощь,

Бурный упряг Атридов, что Зевс сопрягал;

И на тысяче слал смоляных кораблей

Копьеносную рать

С государями-братьями Аргос.

Зычно кличут обиду, Арея зовут, —

Словно коршуны плачут, птенцов не нашед

⁵⁰ В потаенном гнезде;

Высоко́ над скалами кружит их чета

И крылами гребет, озирая простор:

Кто похитил приплод,

Что любовно был высижен ими?

И заслышит жилец неприступных вершин

Аполлон или Пан, правосудный ли Зевс —

Поднебесных соседей пронзительный крик

И на вора нашлет он Эринию, сирых заступник.

⁶⁰ Охраняет Крони́он гостиный устав:

Покарать Александра внушал он царям

И поднять за жену многомужнюю спор.

Много схваток и сеч, где колено скользит

У воителей в прахе, как вдребезги щит

Разлетелся, в щепы сокрушилось копье, —

А врагов не разнять разъяренных, —

И данаям судил и троянцам равно

Промыслитель святых неотменных судеб;

И что ныне вершится, свершиться должно:

Ни масла́м не смягчить, ни слезам не залить

⁷⁰ Всесожжений горящего гнева.

На бесславный покой обрекли нас года

И, на посох согнув, повелели влачить

Одряхлевшую плоть,

Возвратили нам давнее детство.

Ведь младенец – он старцу подобен. Еще

Не вселился Арей

В неповинное сердце; и сок молодой

Не успел забродить. А на ветхих дубах

Иссыхает листва. Беззащитней детей —

⁸⁰ И на трех с костылем спотыкаясь ногах, —

Наяву – мы виденье ночное.

Из боковых дверей дома выходит Клитемнестра с рабынями.

Тиндареева дочь,

Клитемнестра! Что граду несешь, госпожа?

Али весть? Что за весть? От кого? Что гласит

Сей обряд, сей обход

Всех святынь, чередою, с дарами?

Всем родимым богам, что царят в вышине

И живут в глубине,

⁹⁰ Что врата стерегут и свой град берегут,

Воскуряется дым благовонный.

В нем огонь золотой вспыхнет здесь, вспыхнет там

И взметнется столбом,

Пожирая честной миротворны́й елей

И – бессмертных усладу – тончайший ливан.

Кладовых драгоценность царевых

Возлиянья скончав, мне, царица, скажи,

Что́ сказать не запрет!

Благовестье целит унывающий дух,

¹⁰⁰ Разрешает печаль в благодарственный гимн.

Разошлась бы кручина, что сердце крушит!

Луч упал от веселых, от праздничных жертв,

Думу черную гонит надежда.

Клитемнестра, свершив жертвоприношение, молча удаляется во дворец.

Хор

С т р о ф а I

Знаменье славить хочу путеводное, жребий похода

Воинству предвозвестившее. Старости свыше,

С мощью песен,

Дар убеждать – ниспослан.

Когда цари.

Два сопрестольника, сильных согласьем,

¹¹⁰ Юность Эллады,

Пылом отмстительным в сердце горящую,

Тевкрам на гибель

За́ море слали, —

Сели, отколь ни возьмись, два заоблачных

Царственных хищника в поле открытом,

По правую

Руку, что копьями блещет, от стана, —

Белый с тылу, и черный.

Дичь закогтив, пожирали орлы непраздной зайчихи

¹²⁰ Из чрева вырванный приплод.

Плачь сотворите, но благо да верх одержит!

А н т и с т р о ф а I

Взоры священногадатель возвел на Атридов обоих, —

Разно сердца́ их смутились, – напутственный войску

Брашен орлих

Знак разгадал и молвил:

«Дано загнать

Зверя ловцам, на ловитву идущим.

Все, что́ в ограде

Трои, – стада́ и добро всенародное, —

¹³⁰ Хищным насильем

Мойра исторгнет.

Только б никто из богов-небожителей,

Встав, не укрыл темнооблачным гневом

От воинства

Медных твердынь! Артемида ревнует

К птицам Зевса, что́ грабят

Плодное лоно, – святая защитница твари дубравной, —

И ненавидит пир орлов».

Плач сотворите, но благо да верх одержит!

ЭПОД

¹⁴⁰ «Жалеет всех чад лесных,

Детенышей, мать в слепоте сосущих;

Племя милует робкого зверя

Вместе с выводком львицы лютой.

Знак велит мне на́двое Дева

Растолковать: и к победе орлы, и к обиде!..»

Целитель-Феб,

С нами, Пеан-спаситель!..

«Ветром богиня и длительной бурею

Стана плавучего

¹⁵⁰ Да не удержит!

Жертвы другой да не взалчет, неслыханной,

Богопреступной,

Тра́пезы, сеющей ненависть в дом и распрю супругов,

Памятный гнев непрощенной обиды,

В недрах семьи затаившийся умысел матерне́й мести…»

Так, с посулом великим добра, Калхант-прорицатель

Горе по тра́пезе орлей пророчил дому цареву.

Песнь согласуй с вещаньем, —

Плач сотворите, но благо да верх одержит!

С т р о ф а II  ¹⁶⁰ Жив Бог!

Сущий жив! Коль имя «Зевс»

Он приемлет, к Зевсу песнь

Воскрыляется моя.

Все пытал и взвесил я:

Легковесно было все.

Зевс, мне прибежище, снимет единый с души скорбь,

Отженит от сердца страх.

А н т и с т р о ф а II Пра-бог

Ветхих былей, древлий царь,

Необорной силой лют,

¹⁷⁰ Безымянный-днесь забвен.

Он воздвигся – и поник.

Мощь Сильнейший превозмог.

Гимны победные Зевсу воспойте: ему – власть!

Мудрость мудрых – Зевса чтить.

С т р о ф а III  К разумению Добра

Зевс ведет путем скорбей,

Научает болью нас …

Нет сна; в сердце память каплет яд,

¹⁸⁰ Злой укор… Видит грех, видит казнь —

В разум входит человек.

Нас к добру небесного насилья

Нудит благостный ярем.

А н т и с т р о ф а III  ¹⁸⁵ В те поры старейший царь,

Вождь ахейских кораблей,

Ведуна не укорил.

Свой рок – принял он, не возроптал.

Ветра нет. Ждать устал ратный стан

Там, в плену Авлидских волн,

¹⁹⁰ Где, буруном закипев, от моря

Вспять бежит, дыбясь, Эврип.

С т р о ф а IV Дохнуло вдруг бурей от Стримона.

¹⁹⁵ Заказан путь по́ морю. Смятенье…

В заливе вал разит суда,

С якоря срывает.

В лишениях, в уныньи праздном,

За днями дни рать влачит; крушится мощь.

Когда ж изрек Калхант

Горькое зол целенье,

²⁰⁰ Тяжкий чрезмерно выкуп,

Страшный закон Девы святой, —

Не удержав брызнувших слез,

Посохами братья-цари

Стукнули разом о́ земь.

А н т и с т р о ф а IV  Возго́ворил старший брат: «Постигнет

Ослушника воли божьей кара.

Но грянет гнев и над отцом,

Дочь – кумир семейный —

Сгубившим, обагрившим руки

²¹⁰ Отцовские детской кровью жертвенной.

Что здесь не грех? Все – грех!..

Я ли дружину выдам?

Я ль корабли покину?

Царский мой долг – страшной ценой

Бурю унять. Яростен рок;

Яростней жар воли одной.

Быть по сему, во благо!»

С т р о ф а V В ярмо судьбы – раз он впрягся выей,

И помысел темный – раз к несчастью,

²²⁰ Ожесточася, уклонил, —

Стал дерзостен, стал дышать отвагой.

Умыслив зло, смертный смел: одержит

Недужный дух единая ярость.

Вот семя греха и кар!

Дочь обрекает на казнь отец,

Братнего ложа мститель, —

Только б войну воздвигнуть!

А н т и с т р о ф а V Ее мольбы, плач, к отцу взыванья,

Ее красы нежный цвет свирепых

²³⁰ Не тронули Арея слуг.

С молитвой царь подал знак, и жертву,

Не козочку – деву – тканью длинной

Покрыв, схватили; еле живую

Повергли на жертвенник;

Полных, как парус, милых уст

Звук заглушили томный, —

Чтоб не кляла злодеев.

С т р о ф а VI

Шафрановых волн ручей – блеск фаты —

Лия на луг, кроткий лик подъемлет

²⁴⁰ Невинная, – чья бы кисть этот лик явить могла? —

Вперяет в убийц немой,

Милосердья полный взгляд,

Как будто речь держит к ним…

Давно ль она, луч хором царевых,

Когда гостей царь-отец потчевал, пела песнь

Застольную и богов хвалила,

Славя достаток отчий?

А н т и с т р о ф а VI

Как пал удар, – скажет тот, кто там был.

Не видел я. Жрец Калхант искусный…

²⁵⁰ Страданием учит нас Правды суд по-божьи жить.

Событий грядущих шаг

Слыша, – жди, пока придут.

Встречая ж их, будь готов

И слезы лить… День взойдет – покровы

Спадут. Добро верх возьмет…

Да вершит Правда суд! —

Как по сердцу, паче всех, надеже

Града сего – царице.

Эписодий первый

Из дворца выходит Клитемнестра.

Предводитель хора

О Клитемнестра! Пред твоим величием

Склоняюсь я: долг подданных царицу чтить,

²⁶⁰ Когда на троне мужеском владыки нет.

Утешена ль вестями, в уповании ль

На весть благую, жертвы жжешь? Мне знать о том

Отрадно было б. А смолчишь – обиды нет.

Клитемнестра

Заря, как люди молвят, да родится нам

От матери отрадной – благовестницей.

Услышишь радость, что и в снах не чаялась:

Одержит мощь аргивская Приамов град!

Предводитель хора

Скажи еще! Ушам своим не верю я.

Клитемнестра

Ахейцы взяли Трою – ясно сказано.

Предводитель хора

 ²⁷⁰ В груди взыграло сердце… Очи слезы льют!

Клитемнестра

Любви нелицемерной эти слезы – знак.

Предводитель хора

Надежному ль ты вверилась свидетельству?

Клитемнестра

Весть подлинна. И мысли не затмил мне бог.

Предводитель хора

Не сон ли, ночью виденный, за вещий мнишь?

Клитемнестра

Нет, сонных грез за правду не почла бы я.

Предводитель хора

Надежд не обольстил ли безымянный слух?

Клитемнестра

Аль ты с ребенком малым разговор ведешь?

Предводитель хора

А много ль дней прошло со дня, как город взят?

Клитемнестра

В ту ночь он взят, что родила нам этот день.

Предводитель хора

 ²⁸⁰ Какой бы вестник столь проворно весть донес?

Клитемнестра

Гефест на Иде светоч вестовой зажег.

Костер перемигнулся в высоте с костром

Огнистой перекличкой. Камень Гермия

На Ле́мносе ответил Иде пламенной.

Ему – Афон, дом Зевса. Высоко взметнул

Он зарево веселое. А за морем,

Завидя свет, подобный солнцу красному,

Утес Макиста вспыхнул. От огня огонь

По главам загорался и бежал вперед

²⁹⁰ Моим гонцом. Макист не медлил: бодрствовал

Досужий соглядатай. Уж урочный знак

У волн Эврипа видит мессапийский страж,

Сгребать листву сухую, бурелом спешит,

Громаду поджигает, и горючий столб

Поло́хом рдяным дале, дале весть несет.

И пламенник маячит (не слабел гонец

В неутомимом беге) за Aсoп-рекой,

За низменностью влажной, как луны восход, —

Будя на Кифероне отзвук огненный:

³⁰⁰ Приметили мерцание дозорные,

Огромней, чем показано, кладницу жгут.

За озеро прозванием «Горгоны Глаз»,

Закинут свет и Козьих досягает скал,

И там велит горючих не жалеть дубов.

Пожар несметный вздыбился; искристый хвост,

Меж облак рея, тусклой багрянит зарей

Хребет, что́ волн Саронских оградил залив.

Чредою светозарной маяки встают.

Уж Арахней зарделся меж окрестных гор,

³¹⁰ И в дом Атридов долгожданный луч упал,

От пращура Идэйского затепленный!

Закон я огненосцам таковой дала:

Гнался ревнитель вырвать у ревнителя

Простертый светоч. Первый и последний честь

Равно стяжали. Вот мое свидетельство:

Победы весть из Трои мне прислал супруг.

Предводитель хора

Богов царица славить светлый час велит.

Но дай еще мне слушать! Надивиться дай

Твоим речам чудесным! Говори еще.

Клитемнестра

³²⁰ Ахейцы ныне в Трое. Мнится, в ней стоит

Разноголосых кликов неслиянный гам.

Елей и уксус вылиты в один сосуд,

Смесятся ль? Нет! Дружить не станут. Так

Взыванья побежденных и осиливших

Звучат раздельно, – как различна их судьба.

Одни, припав к раскиданным окрест телам

Мужей и братьев, – дети – к старикам прильнув,

Родимым дедам, все – рабы, и стар и млад,

Вопят и воют, и сиротский плач творят.

³³⁰ А тех (всю ночь страда кипела бранная)

Сажает голод за столы роскошные

Знатнейших граждан: вольный им везде постой.

Они без разверстанья, кто куда попал,

В домах опальных и палатах вражеских,

Пристанище находят. Уж не мерзнуть им,

Бездомникам, под росами, под инеем.

Не нужно караульных: в неге спи всю ночь,

Коль чтить градовладык они догадливы

И в вотчинах богов не святотатствуют, —

³⁴⁰ Не обернется им победа пагубой.

Но воинству соблазн велик разграбить то,

Чего запрет коснуться; и влечет корысть.

А путь заморский ратным предлежит свершить,

От меты вспять измерить стадий. Плаванье —

Удел неверный. Если прогневят богов,

Проснется – мстить убийцам – убиенных сонм,

Хотя бы новых бедствий не готовил рок.

Так женским я раскидываю разумом.

Добро ж да верх одержит! Не пророчу зла.

³⁵⁰ Дана была мне радость от судьбы в залог.

Предводитель хора

Как мудрый муж, высокая жена, ты речь

Отрадную держала; и свидетельством

Ее скрепила верным. Час настал – богам

Воздать хвалы за мзду трудов, за щедрый дар.

Клитемнестра уходит во дворец.

О державный Зевс! О помощница Ночь,

Дароносица слав лучезарных,

Что набросила сеть на Троянский кремль,

Неразрывные мрежи неволи на град!

Изобильным уловом твой невод полн:

 ³⁶⁰ Ни младенец, ни муж

Не бежал всеохватного плена.

Ты ж, гостиного права доправщик, Зевс,

Ты в лучника метил, сгибая лук, —

В Александра! Давно выжидал ты миг,

Натянув тетиву, – и взвилась стрела,

И не праздно в поднебесьи пела.

Стасим I

Хор

С т р о ф а I Они познали, как разит Зевс,

И явен гнев его очам всех.

Свершился вышних правый суд. Кто скажет,

³⁷⁰ Что до земли

Дела нет небесам,

До попранных дела нет

Святынь богам, – дерзкий, лжет!

С потомков взыщет мзду

За святотатство бог,

За буйство жадных вожделений,

За пресыщенное надменье.

Во всем блюди меру ты! Малых благ

Долей будь доволен

³⁸⁰ В сердце смиренномудром.

Всех сокровищниц златом

Не откупится гордый,

Кто великий возмнит алтарь

Вечных правд ниспровергнуть.

А н т и с т р о ф а I Нашепчет пагубный совет страсть, —

Ее ж заслал, вины предтечей, злой рок, —

Сулит покрыть следы. Но дел преступных

Не утаить:

Страшный в них тлеет свет.

³⁹⁰ Подсунутых в сбыт монет

Поддельный блеск меной стерт,

И низкий черен сплав:

Преступник узнан так!..

Ребенок гонится за птичкой, —

А на страну проклятье пало!

Вотще молить всех богов: глух судья!

Род стереть злодея

Алчет святая Правда.

Ты, пришлец в дом Атридов,

⁴⁰⁰ Гость Парис, за хлеб, за соль,

Святотатец, хозяина

Выкрал лестью супругу!

С т р о ф а II Она ушла, родине в дар мечи

И копий лес, путь морской, ратный труд оставив,

Неся троянцам пагубу в приданое.

Порхнула пташкой из теремов! Порог

Непреступимый перешла…

Провидцы так дому пели горе:

⁴¹⁰ «Увы, увы, княжий дом! пустынный дом!»

И ложе, увы, сирое! Ушла жена

От мужа… Тих мрачный дом! …

Не отмщен, не заклеймен

Злой побег… Но веры нет

В ее побег! Не ее ль

Все царит в сих чертогах призрак?

Изваяний прекрасных

Ненавистно прельщенье:

Алчут очи живой красы!

Где ты, где, Афродита?

А н т и с т р о ф а II

⁴²⁰ Тоска любви марево страстных нег,

Мечтательных чар обман в томных снах являет.

Простерлась облак тонкий удержать рука, —

Скользя и тая, мимо, в пустую даль,

На крыльях невозвратных грез,

Тропой теней реет призрак милый…

Печален муж; сир стоит чертог царев;

Но горшая в домы граждан скорбь вошла.

Эллада вся шлет на брань

В край чужой своих сынов.

⁴³⁰ Каждый кров осиротел,

Покинутый. Плач творят

По родным, по кормильцам семьи.

Мужа за море слали:

Мужа взамен приемлют

Лишь доспехи да пепла горсть

В погребальном ковчеге.

С т р о ф а III Меняла ты, сечи бог,

Злой Арей! В бой несешь,

Ростовщик скупой, весы:

⁴⁴⁰ Даешь в обмен – персть за кровь,

Золу за жизнь. Мужа взял —

Отдал прах… Не золото —

Прах; но весит с данью слез

Пепел в урне тяжело!

Ее приемля, мертвых славят: этот был

Испытанный воитель; тот

Дрался, как лев…

«Да, за жену чужую кровь, —

Ропщет толпа, – мы щедро льем».

⁴⁵⁰ Так на владык-зачинщиков

Копит народ обиду.

Сколько ликов прекрасных

Окрест Трои блуждают,

Чей победный почиет сонм

В чужедальней могиле!

А н т и с т р о ф а III

Клянет молвы гнев глухой

Брань царей; с воевод

Требует цены за кровь.

Все ждешь: в ночи весть придет

⁴⁶⁰ Ужасная, Мрака дочь…

Враг богам, кто кровь лиет,

Не жалея. Черные

Вслед летят Эринии

За тем, кто счастьем взысканный, попрал закон,

Меняют долю: пала мощь;

В бесчестье честь

Бог обратил. Ничтожество —

Гордых удел; и след их – стерт.

Слава – тяжка, и молнией

⁴⁷⁰ Взор зажигает Зевса.

Доли верной хочу я,

Незавидной: ни славы

Разрушителя, ни цепей

Подъяремного плена.

ЭПОД

По городу молвь идет:

«Победы весть! Знак в ночи

Вспыхнул!.. Знак? Но подлинный

Глагол – кто скажет? Лживый нам демон льстит.

Безумец разве иль ребенок, блеск огня

⁴⁸⁰ Увидевший, верить рад на миг всему,

Чтоб обман узнав, чрез миг

Горшей зреть тщету надежд.

Жене к лицу – власть ее, —

До времени, наугад, торжествовать.

Жена нетерпелива: долгим кажется

Ей ждать годин, и сроков ждать.

Но постыдит

Женских уст кичливость бог.

Эписодий второй

Предводитель хора

Сейчас узнаем: светочей ристание

⁴⁹⁰ И сговор пресловутый вестовых огней —

Явь или сон? и нам сверкнувший пламенник

Вещал ли правду, очи ль обаял мечтой?

Идет от моря путник, ветвью масличной

Прикрыт от солнца; прах густой на нем налип,

Летучей пыли придорожной тяжкий брат.

Он весть небессловесную несет, как дым

Костров багряных, рдеющих по дебрям гор.

На мой привет – иль радостней чем кликну я,

Откликнется, – иль… если… Но молчу о том.

⁵⁰⁰ Добро пусть к добрым знаменьям приложится!

А кто иное в сердце держит, пусть беду

Греховной мыслью на себя ж накличет сам.

Вестник

Родимый Аргос! О порог отечества!

На год десятый вижу вновь тебя. Надежд

Крушилось много; но сия исполнилась.

Не чаял я, что вышние готовят мне

В земле родной, близ отчих усыпален, гроб.

Тебе поклон, земля моя! свет солнечный!

О Зевс, страны владыка! Сребролукий Феб,

⁵¹⁰ Метать уставший тучи смертоносных стрел!

Довольно ты у струй Скамандра нас губил:

Будь ныне вновь спасителем, целителем,

Вещун Пифийский! Вам поклон мой земной, всем

Богам, обставшим площадь! И первей других

Гермес, тебе, вождь вестников и честь гонцов!

Герои, вам, пославшим нас на смертный бой,

Домой зовущим ныне уцелевший полк!

Царей палаты вам привет, честной чертог,

И пращуров престолы, и кумиры врат!

⁵²⁰ Воззрите светлым оком, праздник празднуйте!

Другого нет такого: после долгих лет

Приходит, свет неся в ночи, на радость вам

И всем, во граде сущим, Агамемнон царь.

Встречайте славословьем, целованием

Того, кто плугом Зевса правосудного

С землей твердыню Трои, запахав, сровнял:

Где были башни, храмы – поле ровное!

И семя истребил он града вражьего.

Склонивший супостата под такой ярем,

⁵³⁰ Атрид старейший, счастьем возвеличенный,

Приходит к вам, достойнейший из всех людей,

Живущих ныне, почести. Наглец Парис

С его народом ныне не похвалится

Хищеньем безнаказанным: настигнут вор.

И выкупа не добыл от ограбленных,

А современный родине свой дом низверг;

А мы двойную с рода их взыскали мзду.

Предводитель хора

Ахейский вестник, радуйся! Из войска ты?

Вестник

И жив, и рад; и ныне умереть готов.

Предводитель хора

⁵⁴⁰ Знать, крепко по отчизне стосковался ты?

Вестник

Так, друга, что расплакался на радостях.

Предводитель хора

Так болью сладкой тот же вас томил недуг?

Вестник

О чем вопрос твой? Невдомек мне разум слов.

Предводитель хора

По нас в разлуке вы тужили, мы – по вас.

Вестник

Любила ль нас отчизна, как отчизну мы?

Предводитель хора

Кручинясь много, я вздыхал от черных дум.

Вестник

Что ж граждан столь крушило? Аль за войско страх?

Предводитель хора

Чтоб лиха не накликать, я молчать привык.

Вестник

Бояться сильных начал без царя народ?

Предводитель хора

⁵⁵⁰ Как ты, скажу я: ныне мне и смерть красна.

Вестник

Еще б! – коль обернулось горе радостью.

За долгий срок не может все нам по́ сердцу

Случаться в жизни: будут и лихие дни.

Не боги мы: те легкий провождают век…

Чего в походе мы не натерпелися!

Главы нам было негде преклонить. Ни нар

На палубе не сыщешь, ни скамьи присесть:

Стой в тесноте! На суше – пуще бедствия.

Стояли под палатками у вражьих стен,

⁵⁶⁰ Знобимы мглой болотной и росой небес.

Всегда пропитан влагой, тлел на теле плащ;

Живая нечисть в прелой развелась шерсти.

А лютые морозы – птицам пагуба, —

Когда повеет стужей Ида снежная!

А зной палящий, как уснет в безветрии,

Упав на ложе полдня, море мертвое!

К чему вздыхать о прошлом? Миновал и труд.

Почивших упокоил непробудный сон.

Им отдых мил; охоты нет из гроба встать.

Не горестен удел отшедших: благо им!

⁵⁷⁰ Гнев рока скорбью новой не постигнет их.

Сказать прости всем бедствиям – завидный дар!

Мы ж, остальные из ахейской рати, мзду

Стяжали, перед коей все труды – ничто.

Пред этим солнцем смеем похвалиться мы

И за́ море по всей земле послать молву:

«Низвергнув Трою, воинство аргивское

К столпам святынь Эллады пригвоздило в дар

Богам отцов, сии добычи древние».

⁵⁸⁰ И кто услышит весть сию, похвалит он

И град, и полководцев; и хвалу воздаст

Тебе, о Зевс-вершитель! Всю сказал я речь.

Предводитель хора

Не буду прекословить: победила речь.

Благому наставленью рад и старец внять.

Но весть царице, вестник, объявить спеши:

Семье царевой этот дар, и с нею – мне.

Клитемнестра, вышед из малых дверей дворца.

Не час прошел, как с уст моих от счастия

Сорвался клик! В ночи то было; пламенник

Сторожевой поведал: Илион погиб!..

⁵⁹⁰ А кто-то издевался: «Ты поверила

Кострам горючим? Троя в эту ночь взята!

Легга ж восторг подъемлет сердце женское»

И думали разумники: безумна я.

Меж тем я жертвы правила. И звонкий глас

Наполнил стогна, торжища хвалением.

Так женщина велела! Благовонный дым

Смол пылких из святилищ восходил к богам.

О чем бы ныне стал ты здесь витийствовать?

Все, все желанный вскоре мне расскажет сам.

⁶⁰⁰ Но так как уготовать я спешу прием

Торжественный супругу и властителю

(Ах, есть ли в доле женской лучезарней день,

Чем тот, когда пред мужем, что с войны пришел

И цел и здрав, ворота распахнет жена?), —

К царю вернись, о вестник! накажи ему

Не медлить доле! Ждет народ, и верная

Жена тоскует. Та ж она, какой ее

Покинул он: собакой сторожит дворец,

Хозяину покорна и врагу страшна.

⁶¹⁰ Дом цел: нигде царева не снята печать.

Как медный сплав подкрасить не сумела б я,

Измены так не ведаю. Мне чужд соблазн.

Злоречие немеет. Честной женщине

Такою правдой, мнится, похвальба – не стыд.

Уходит.

Предводитель хора

Красно царица речь вела, – всем вестникам,

Толковникам искусным в научение.

Ты ж мне скажи, родимый: Менелай Атрид —

Вернулся ль, невредимый, с поля бранного

С полком осталым, – родине желанный князь?

Вестник

⁶²⁰ К чему друзей мне тешить вестью радостной?

Обман недолговечен; обличится ложь.

Предводитель хора

Вестей благих, но истинных мы, вестник, ждем.

И горькой правды, как ни льсти, не скроет лесть.

Вестник

Скажу всю правду: скрылся он от воинства,

Ушел во мглу глухую с кораблем своим.

Предводитель хора

Отдельно ль якорь поднял на глазах у всех?

Иль всех постигла буря – и корабль исчез?

Вестник

Ты в цель уметил словом, как стрелок стрелой,

И речью малой скорбь вещал великую.

Предводитель хора

⁶³⁰ Что молвят корабельщики? Спасенье ли

Царю сулят, могилу ль в глубине морей?

Вестник

Кто знает, что с ним? Видит кто? Ты, Гелиос,

Зовущий жизнь из мрака на лицо земли!

Предводитель хора

Скажи, как буря грянула и как прошла

Над вашими главами сила грозная?

Вестник

День светлой вести грех сквернить печалию,

И купно разноликим угождать богам.

Когда несет гонец понурый городу

Отчаянье и ужас: «Вся погибла рать!

⁶⁴⁰ Всем плач двойной творить – по граду общиной,

В домах – по кровным! в каждый дом вошел Арей

С двуострою секирой, алча красных жертв!

Всех ранил обоюдоизощренный рок!» —

Таких вестей слагая грудь, поет гонец

Пеан победный дщерям тьмы – Эриниям.

Но я спасенья жданный вестник, радости

Глашатай вам, прибыток благоденствия,

И милость вышних петь скончав, зачну ли быль

О каре, коей боги посетили нас?..

⁶⁵⁰ Огонь и Море, древние враги, в союз

Вступили и держали клятву крепкую —

Усильем дружным мощь сломить аргивскую.

В ночи беда нагрянула. Фракийский ветр

Громил и бил с налета о корабль корабль

И, как быков, бодаться нудил. Вихрь, крутясь,

Метал их, буйных, рвал и гнал. И спутников

Мгла поглотила… Злобный пастырь стадо пас:

Когда же встало солнце над пучиной вод,

Глядим, все море зацвело Эгейское

⁶⁶⁰ Мужей телами, кузовов останками.

А наш корабль из хляби целым некий бог

Исхитил – или вымолил пощаду нам.

Не человек, поистине, был кормщик нам!

Судьба благая, на корму воссев, сама

Путь правила до пристани, чтоб волн разбег

Пловцов не грохнул о гряду прибрежных скал.

На белый свет из ада вышед водного,

Опомнившись, – уж мы Судьбе не верили:

Страстна́я скорбь пронзила дух; поднялся плач

⁶⁷⁰ О бурею отторгнутых соратниках.

Кто смерть обрел, кто страждет. И сберегший жизнь

Вспомянет нас в числе погибших: верно так!

А мы про них, в разлуке горькой, то же мним.

Но к лучшему исходу да ведет Судьба!

Жди Менелая: первым, знаю, он придет.

Когда единый Солнца луч его живым

Еще и зрячим видит на лице земли, —

Сам Зевс о нем промыслит, охраняя род, —

Надежда есть, что витязь и домой придет.

⁶⁸⁰ Вот, все ты слышал; всю поведал правду я.

Уходит.

Стасим II

Хор

С т р о ф а I Кто ей имя это дал,

Предвещающее плен?

Роковое нагадал – вещий, кто?

Демон был он, чей язык

Чаровательный сложил

Имя «Елена»! Ей удел —

Храбрых пленять и – пленницей —

Мощных соперников

Полонить корабли,

⁶⁹⁰ Грады и царства…

Разняла ревнивый полог, —

Бог-Зефир попутный веял…

А по влажным

Бороздам ловцы еленя

В медяных пустились латах;

Правят к берегу лесному,

К тем устиям Симоиса,

Алчут се́чи кровавой.

А н т и с т р о ф а I С Илиона божий гнев

⁷⁰⁰ Кару позднюю взыскал

За поруганную честь брачных уз —

Сопричастником огня,

Хлеба-соли и воды;

За столованье – брачный пир, —

Где жениховы родичи

Песнию свадебной

Молодую чету

Славили громко.

Разучился древний город

⁷¹⁰ В оный день веселым песням,

Восстенал он,

Что сосватал город с горем

Александр проклятой свадьбой, —

Граждан жизнь положивших

За родину, поминая,

Жертвы се́чи кровавой.

С т р о ф а II Некто льва воспитал в дому,

Из пещеры слепого взяв

От сосцов материнских.

⁷²⁰ В первые месяцы львенок,

Детям забава и старцам,

Ласковый был домочадец.

Хозяин на руки его,

Как малого ребенка, брал.

Есть хотел он – махал хвостом,

В очи глядя умильно.

А н т и с т р о ф а II Вырос зверь – и природный нрав

Страшным делом явил, воздав

Ярой злобой кормильцам.

⁷³⁰ Трапезой лютою хищник

Глад кровожадный насытил,

Кровию залил овчарню.

И трепетом и горем он

Наполнил оскверненный дом.

Кары божией мрачный жрец

Был семьею воспитан.

С т р о ф а III  Она вошла в старый дом —

И с ней вошла отрада,

Как вешнее

⁷⁴⁰ На́ море затишье.

И в полном доме всех сокровищ

Краше – ее живой кумир,

Чье дыханье пленяет разум,

А глаза – луч огневых стрел,

Что Эрот спускает с лука…

Но исчез вдруг золотых нег

Роковой сон, – страшна всем

Дочь Леды в Трое: Парис

Взял Эринию в жены!

А н т и с т р о ф а III  ⁷⁵⁰ Старинное, все живет

В устах молвы присловье:

«Обилие

Не умрет бездетным.

Родит удача злое чадо,

Лихо семье; и расцветет

Счастье горем, нуждой богатство».

Но не так я рассудил бы!

Говорю: вина людская

Наплодит сонм роковых чад,

⁶⁰ И похож род на вину-мать.

А правда добрых родит

Дочь – прекрасную долю.

С т р о ф а IV Надменных душ дерзость, ты —

Мать обид!

Лютых чад множишь ты;

Плодится род.

Мучительство – потеха злому племени.

Но встанет день, не минет —

И новое родится чадо в ложнице:

Чудовищной,

⁷⁷⁰ Мрачной вины проклятье,

В матерь обличьем демон.

А н т и с т р о ф а IV  Дымит очаг, черен дом,

Скуден дом:

Если ты, Правда, в нем, —

Он светел весь.

Когда ж палаты в золоте, а с рук владык

Не смыта скверна крови, —

Ты, взоры отвращая, вон идешь, презрев

Заемных слав

⁷⁸⁰ Суетный блеск. Приводишь

Все ты к пределу, Правда!

Эписодий третий

Приближается колесница, окруженная воинами. На ней, в пышных доспехах, стоит Агамемнон. У его ног, с жезлом в руках и священными повязками на голове, сидит Кассандра.

Предводитель хора

Ей, гряди, государь, Илионских твердынь

Сокрушитель, Атрид!

Как тебя мне встречать? как тебя величать,

Не умалив, о царь, не превыся хвалы,

Соразмерной делам?

У кого на уме лишь казаться, не быть, —

Ограждения правды не чтит он.

⁷⁹⁰ На словах сожалеть, с огорченьем вздыхать

Не готовы ли все? Но не все острие

Сострадания в сердце приемлют.

И сорадуясь льстиво, к улыбкам они

Невеселые лица неволят, и лгут.

Но своих ли овец не узнает пастух?

Властелин прозорлив: лицемерных притворств

Он легко различит водянистую смесь

От беспримесной верности сердца.

Не таю, что, когда за Елену ты слал

⁸⁰⁰ Корабли с молодежью на гибель,

Не прекрасным твой образ являлся очам:

Ты кормило мятежным страстям уступил

И жестокостью жертв

Распалял в обреченных отвагу.

Но свершившему дело хвалу и любовь

Не уста лишь, а сердце дарует.

И со временем все обличится, о царь:

Кто по совести, кто без тебя не к добру

Опекал государство и граждан.

Агамемнон

⁸¹⁰ Аргивские святыни, боги родины,

К вам первым речь! Вы были мне пособники

В пути возвратном и в отмщеньи праведном.

Исполнен приговор ваш. Не со слов истца

Вы Трою осудили. Тайно жребии

Все в урну крови пали, до единого.

Чредой касались урны милосердия

Рукою праздной судьи: не наполнилась

Пощады урна!.. Грудой пепла дымного

Обрушилось величие. Истлел костер

⁸²⁰ Под бурей рока. Тучной тризны облако

Стоит над пожари́щем… Вас из рода в род,

О боги, славить будем! Ибо взыскано

Сторицею возмездье: за одну жену

Загрыз аргивский зверь и в прах зарыл народ^[3].

Рожден утробой конской, щитоносный полк

Прыжком взял стены, хищник, переждав Плеяд.

Во мраке огляделся лев, и спрянул в кремль,

И царской нализался крови досыта…

⁸³⁰ Первины благодарности воздав богам,

Тебе скажу я слово. Помню все. С тобой

Единого желаю. Твой поборник я!

Немногих добродетель – вознесенного

Благой судьбиной друга чтить без зависти.

Кто счастьем обделен, вдвойне недугует,

Язвимый зложелательством: своей беды

Ему, знать, мало, – горше сокрушается

Чужой удачей. Верно говорю сие,

На опыте изведав, жизнью выучен,

Что дружества личина – только зеркало

⁸⁴⁰ Приязни нашей, призрак и обман очей.

Один был верен – Одиссей, когда со мной

Надел хомут, хоть не желал под Трою плыть.

О нем я вспоминаю, а в живых ли он —

Не ведаю… Что, старцы, до гражданских дел

И дел священных, – все рассудим вместе мы,

Совет назначив. Доброе для города

Упрочить должно, чтоб и впредь давало плод;

А где леченье нужно, там потщимся мы

Болезнь пресечь, врачам подобно, чья рука

⁸⁵⁰ И жжет и режет, здравым не вредя частям…

Иду в чертоги, где очаг и жертвы ждут, —

Десницу простирая благодарственно

К богам, меня пославшим и приведшим в дом,

И да пребудет спутницей Победа мне!

Из средних ворот дворца выходит Клитемнестра, оставив ворота широко раскрытыми. Ее окружает толпа рабынь.

Клитемнестра

Аргивских граждан чтимые старейшины!

Не стыдно мне признаться, и к чему таить? —

Изныла я в тоске по муже… Дни текут —

Застенчивость и робость покидают нас.

Скажу пред всеми: жизнь была не в жизнь со дня,

⁸⁶⁰ Как отплыл он, – безмужней, безутешной мне!

Уж в доме опустелом, запершись, сидеть

Вдовой живого мужа – горе горькое.

А тут еще за слухом слух зловещие

Глашатаи приносят: тот – лихой конец,

А этот – лише каркает. Развылись псы,

Зло на́ дом наклика́ют! Ведь когда б супруг

Все раны принял, сколько их молва начла, —

Дырявым просквозило б тело неводом.

Когда бы умер столько раз, как был отпет

⁸⁷⁰ Друзьями, – новый Герион о трех телах,

Он три б участка занял, каждый в рост длиною,

В троих обличьях трижды погребаемый.

Чуть разумом от страха не рехнулась я!

Не раз из петли, со стропила свешанной,

Царицу вынимали слуги верные.

И вот, о царь, причина, почему не здесь

Живой залог обета, нас связавшего, —

Орест, – как должно было б. Не дивись тому:

Твой сын на воспитании у Строфия

⁸⁸⁰ Фокейца, друга верного, старинного.

Провидел Строфий нашу здесь беспомощность,

Твою опасность бранную, мятежный дух

Народа, старшинами недовольного:

Падет престол – наследника обидит чернь.

Ему вняла я: мнилось, нет в совете лжи…

Что ж я не плачу? Выплаканы слез ручьи!

Иссякли очи: влаги не струить им вновь,

От бденья потускнели. Ночи долгие

От милого ждала я вести пламенной,

⁸⁹⁰ Вперяя взоры в сумрак: не мерцала весть.

Едва дрема смежала вежды – столь чутка,

Что реянье и пенье комариное

От черных снов будило душу: снился ты —

В беде… И больше, чем мгновений отдыха,

Я страхов знала, чуть забудусь. Так была

Я стад твоих овчаркой… Ныне все прошло!

Ты здесь, оплот мой в бурю, гордых сводов столп,

Единородный сын, отцом обретенный,

Пловцами брег нечаянно завиденный,

⁹⁰⁰ Весенний день, сменивший вьюги зимние,

Пред путником в палящий зной студеный ключ,

Все сладостное, что несет спасение!..

Таких похвал достойным я почла его,

И зависть да безмолвствует! Мне лучше знать,

Что я перестрадала… Низойди же к нам,

Желанный, с колесницы! Но, сходя, ногой,

Поправшей Трою, вместно ль повелителю

Коснуться праха дольнего? Рабыни, вам

Был дан приказ. Коврами царский путь устлать.

⁹¹⁰ Что медлите? Раскиньте ж ткань пурпурную!

Тропой багряной Правда поведет его

К нечаянному сретенью, в готовый дом.

Та, что́ не спит, с богами все промыслила.

Агамемнон

Дочь Леды, дома царского печальница!

Разлуке долгой речь вела ты равную

И много слов сказала. Но пристойнее

Хвалу, как дар почетный, от чужих принять.

Меня ты негой женской не изнеживай!

Не варвар я, чтоб лестью раболепною

⁹²⁰ И земным поклоненьем утешаться мне,

И пышных не стели мне тканей под ноги:

Их зависть сглазит; так богов единых чтут.

Красы цветные, смертный, попирать дерзнув

Стопой надменной, вышних оскорбил бы я:

Одна богам, другая человеку честь.

Делами, что соделал, а не пурпуром,

Что я топтал, прославлен буду. Лучший дар

Смиренномудрый помысл. И лишь тот блажен,

Кто жизнь скончает в мирном благоденствии.

⁹³⁰ Что́ правым чту, чего не смею, – я сказал.

Клитемнестра

К чему моим желаньям прекословить, царь?

Агамемнон

Что я сказал, того держуся. Так и знай.

Клитемнестра

Обет ли ты принес такой, страшась богов?

Агамемнон

Верь: знал, что говорю я, если так сказал.

Клитемнестра

Что сделал бы, кичась, Приам, свершив твое?

Агамемнон

По тканям пурпуровым верно б шествовал.

Клитемнестра

А ты дрожишь людского осуждения?

Агамемнон

Есть в мненьи всенародном сила грозная.

Клитемнестра

Кто славу любит, должен ненавидим быть.

Агамемнон

⁹⁴⁰ Жена! к лицу ли словопренье женщине?

Клитемнестра

Уступчивость прилична победителю.

Агамемнон

Ты дай пример, коль в споре победила ты.

Клитемнестра

Сдаюсь; но все ж, владыка, уступи мне власть.

Агамемнон

Коль как тебе угодно, пусть развяжут мне

Ремень и снимут обувь, чтоб раба нога

На пурпур не ступала с госпожой своей.

Недобрым оком боги не взглянули бы

На эту расточительность! Стыжуся я

Топтать богатство, блеск волны бесценной мять…

⁹⁵⁰ Но слов довольно! Пленницу, вот эту, в дом

Введи с приветом. Вышние цари глядят

На кроткое величье благосклоннее;

В ярме же рабском узник зложелателен.

Сию рабыню, цвет добычи избранной,

Мне в дар почетный присудило воинство.

Ее привел я… Ныне покорен тобой,

Дорогой, ярко рдеющей, иду в чертог!

Клитемнестра

Есть море: кто потушит зыбь кипучую?

Улит оно питает многоценный сок

⁹⁶⁰ И данию выносит неоскудною

Риз царских славу – пурпур. В кладовых твоих,

Хвала богам, не мало их. И бедности

Твой дом не знал. Раскинула б и больше я

Порфир на потоптанье, если бы некий бог

Такой цены востребовал за жизнь твою.

Жив был бы корень – вырастет листва; окрест

В дни Сириуса знойного развесит тень.

Вернулся ты к святыням очагов твоих, —

Не все ль зазеленело? не весна ль пришла?

⁹⁷⁰ Когда же Зевс лучами гроздье кислое

В дар сладкий претворяет, – не прохлада ли

Под кровом дома, если муж верховный в нем?

Входя в двери, через которые уже прошел царь:

О Зевс верховный, Зевс-вершитель, сам сверши,

О чем молю! Воспомни, что судил свершить!

Стасим III

Хор

С т р о ф а I Что же страх меня томит,

И предчувствие душе

Неотступно представляет ужас?

Глухо пророчит

О чем неотвязною песнью?

⁹⁸⁰ Как зловещих, смутных снов

Наважденье отогнать?

Захватил темный сонм

Кремль души, где разум – царь…

Состариться успело время с той поры,

Как, пески взрыв, канат

Был отпущен: тронулись

В путь под Трою корабли.

А н т и с т р о ф а I

Ныне видеть их возврат

Довелось моим очам.

⁹⁹⁰ Что ж в ушах безлирный плач

Эриний слышен немолчно?

Неведомый голос заводит

Похоронный хор в душе

Над могилою надежд.

Но не лжет сердце нам,

Если любит. Не вотще

Предчувствий вихрь замершее крутит, как лист.

Морок, сгинь! Вас молю,

Боги: темный наговор

¹⁰⁰⁰ Зловещанья постыдить.

С т р о ф а II Век здоровым жить – хворь под конец нажить.

С виду – кровь с молоком;

А болезнь, как сосед,

Подкопала надежную стену.

Бойся на всех парусах

По морю мчаться стрелой:

Вдруг налетишь с кораблем

Ты на мель!

Не жалей тогда добра,

¹⁰¹⁰ Щедро сыпь на дно дары,

За борт выкинь всю корысть:

Жизнь дороже, и корабль —

Легче стал он, победнев, —

Может быть, еще спасешь.

Ежели Зевсовы ливни обильные

Ниву глубоко вспоили, – в то лето

Голод селам не грозит.

А н т и с т р о ф а II

Ливень мил земле; кровь пролита́я – скорбь.

Дождь зерном соберешь;

¹⁰²⁰ А истекшую кровь

Оживит ли кудесник искусный?

Зевс возбранил; и того,

Кто воскрешать мертвецов

Истинно мог, – от живых

Восхитил.

О, почто же Рок замкнул

Глас богов в моей груди,

Чтоб завет не прозвучал!

Ты хотело б упредить,

Сердце, косный сей язык!

¹⁰³⁰ Ныне, вещее, во тьме

Ты безглагольной тоской содрогаешься.

Вырвется ль слово, – бесплодною песнью

Поздний стон замрет в устах.

Эписодий четвертый

Из дворца спешно выходит Клитемнестра.

Клитемнестра

Войди и ты, – к тебе, Кассандра, речь моя! —

В сей дом и круг, с которым Зевс тебе судил

Незлобное священных струй общенье. Стань

В толпе рабынь, у пламени подателя…

Сойди же с колесницы, гордый дух смирив.

¹⁰⁴⁰ И сын Алкмены, помнят были, продан был,

Склонял под иго выю, рабий хлеб вкушал.

Кому ж удел в неволе жить, добро тому

В издревле изобильном доме рабствовать.

Вчера разбогатевшим – внове власть; они

К рабам жестоки, требуют чрезмерного.

У нас не так; по совести господствуем.

Предводитель хора

Тебе царица ясную держала речь.

Ты в сети плена роком пленена. Иди ж,

Покорствуй, коль не хочешь быть ослушницей.

Клитемнестра

¹⁰⁵⁰ Лишь варварский, быть может – словно ласточке,

Ей щебет вразумителен? Коль наш язык

Ей внятен, чужеземку победят слова.

Предводитель хора

Сойди же наземь, следуй за владычицей.

Тебе же, видишь, хочет госпожа добра.

Клитемнестра

Досуга нет мне медлить здесь. Уж агнцы ждут

Заклания у жертвенника среднего

Палат царевых. Праздника дождались мы,

Какого накануне и не чаяли!..

Коль ты послушной хочешь быть, – спеши, раба!

¹⁰⁶⁰ Когда ж не разумеешь звука слов моих, —

Руки, дикарка, мановеньем дай ответ!

Предводитель хора

Толмач тут, вижу, надобен: темна ей речь.

Сама же – словно пойманный в тенета зверь.

Клитемнестра

Она – иль в исступленьи, иль мятежится.

А диво ли? Как дикий зверь в тенетах, весь

Ее народ: не ведал он досель узды.

Пусть в ярой пене выкинет бессильный гнев,

Иду. Мне униженье – тратить с ней слова.

Уходит.

Предводитель хора

Не гнев, а жалость к пленнице в душе моей!

¹⁰⁷⁰ Сойди с повозки, бедная, и новый свой

Учись нести безгневно роковой ярем!

КОММОС

Кассандра

С т р о ф а I О Аполлон разящий!

Увы мне, злосчастной!

Предводитель хора

Почто стенаньем Локсия зовешь?

Ему пеан согласный сладок, ненавистен плач.

Кассандра

А н т и с т р о ф а I О Аполлон разящий!

Увы, мне, злосчастной!

Предводитель хора

Опять зовет заплачкою кощунственной

Того, кто отвращается от воплениц!

Кассандра

С т р о ф а II ¹⁰⁸⁰ Путей страж, разящий,

Сразивший меня на смерть, мой бог!

Стрелой другою на смерть ты сразил меня!

Предводитель хора

О горькой доле плачет; о лихой своей

Судьбе пророчит. Вещий и в рабыне дух.

Кассандра

А н т и с т р о ф а II Путей страж разящий,

Сразивший меня на смерть, мой бог!

Куда, увы, в какой ты дом меня привел?

Предводитель хора

Сей дом – Атридов. Коль сама не ведаешь,

Где ты, – вот, я поведал, не солгал тебе.

Кассандра

С т р о ф а III

¹⁰⁹⁰ Богопротивный кров, злых укрыватель дел!

Дом – живодерня! Палачей

Помост! Людская бойня, где скользишь в крови.

Предводитель хора

Она – ищейка ловчая и крови дух

Далече чует: нюхает, и сыщет кровь.

Кассандра

А н т и с т р о ф а III  Вот они, вот стоят, крови свидетели!

Младенцы плачут: «Тело нам

Рассекли, и сварили, и отец нас ел».

Предводитель хора

В молве слывешь ты вещею провидицей;

Но знай, не ко двору здесь прорицатели.

Кассандра

С т р о ф а IV  ¹¹⁰⁰ Увы! Жена – что́ предумыслила?

Злодейство новое в дому,

Великое, готовит, – ближним злой удар.

Целенья не будет, не снидет спасенье,

Друг не придет помочь.

Предводитель хора

Темно гаданье; смысл его понять нельзя.

А прежнее… – весь город говорит о том.

Кассандра

А н т и с т р о ф а IV  Содеять что – хочешь, проклятая?

Того, с кем ты спала, зачем —

Его встречая – в баню повела?.. Зачем?

¹¹¹⁰ Что дале – не вижу. Спешат. В чью-то руку

Что-то сует рука…

Предводитель хора

Еще не разумею. Словно бельмами,

Вещание загадками мне застит свет.

Кассандра

С т р о ф а V А!.. а!.. Увы! увы! Что я увидела?

Аида сеть! Секира!

Топор двуострый! С ним она, с убийцею,

Давно спала… Демон семьи, Раздор,

Жадный, ликуй! Вдыхай крови дым. Грех свершен.

Предводитель хора

Какое ты страшилище на черный пир

¹¹²⁰ В палаты закликаешь? Безотрадна весть.

Хор

Ужас объял меня, и бледноликий страх

Грудь леденит. Таков, верно, предсмертный хлад,

Что костенит бойца

В миг, когда тухнет свет и западает жизнь.

Кассандра

А н т и с т р о ф а V

А!.. а!.. Вот, вот… Держи! Прочь от быка гони

Корову! Рог бодает…

Рог черный прободает плоть, полотнами

Обвитую! В хитрых тенетах он!

Рухнул в купальню, мертв… Выкупан в бане гость.

Предводитель хора

¹¹³⁰ Гаданий сокровенных не разгадчик я,

Но все же сердце чует весть зловещую!

Хор

Но из провидцев кто смертным добро вещал?

Кто нагадал не зло? Слов прорицательных

Мало ли слышим? Все

Скорбь сулят, все грозят и нагоняют страх.

Кассандра

С т р о ф а VI Увы, горемычную ждет меня лютый час!

Плач по себе творить срок настал вещунье.

Зачем привел ты пленницу, владыка мой,

В сей дом? Чтоб вместе смерть приять?.. за чем иным?

Хор

¹¹⁴⁰ Богом объятая, что, исступленная,

Зришь впереди, душа?

Что поешь? Смерть свою! Серый

Так соловей зовет: «Итис мой, Итис где?»

Стонет он долгий век; но не насытится

Песнию грусть-тоска.

Кассандра

А н т и с т р о ф а VI Блажен соловья удел: звонкою встарь его

Птичкой пернатою обернули боги

И сладкогласный даровали легкий век.

Мне ж – от секиры обоюдоострой пасть!

Хор

¹¹⁵⁰ Страшного ве́денья муки напрасные

Кто из богов тебе

В горький дар, дева, дал? Ужас

Кто выкликать в бреду нудит плен этих уст,

Стройный мешая лад с воплями? Кто вдохнул

Яростный в перси вихрь?

Кассандра

С т р о ф а VII Увы, Парисов брачный пир, – родине пагуба!

Увы, Скамандр, отчий, святой поток!

Светлый, у струй твоих вспоена, вскормлена

Я, бесталанная!

¹¹⁶⁰ Но милой жизни срок сочтен: зовет Коцит

Пророчицу, иль Ахеронт, – вещать теням.

Хор

Ясною речью вдруг заговорила ты:

Младенец понял бы тебя.

Сердце ужалила жалоба горькая,

Доля бездольная, – вещий твой, жуткий плач.

Жалость и страх в душе.

Кассандра

А н т и с т р о ф а VII

О, Трои, Трои дань страстной, гибель конечная!

Вы, отчие жертвы богатые,

Посереди кремля жертвы стотельчие,

¹¹⁷⁰ Жертвы напрасные!

Твердынь родимых не спасли вы, тучные!

А ныне жаркой жертвой пасть – черед за мной.

Хор

С прежнею новая речь согласуется.

Напавшим ярым демоном

Грудь одержимая черную смерть поет.

Мощно владеет он сей душой, тяжкий гость!..

Чем то все кончится?..

Кассандра

Довольно вещей речи, как невесте, лик

Таить фатой прозрачной. Покрывало прочь!

¹¹⁸⁰ Вот, ветер предрассветный разогнал туман,

И встало солнце: вся видна пучина вод.

Надежды нет; спастись нельзя; лицом к лицу

Предстала смерть… Загадок нет в моих словах.

Свидетелями будьте все: старинных дел

Собачьим нюхом чую ли кровавый след?

Давно не покидает сих чертогов хор

Созвучный, но не сладкогласный; с скрежетом

О мести вопиет он! Упился и пьян

Пролитой кровью; буйствует, из дома вон

¹¹⁹⁰ Не выйдет, – в пляске сплетшийся Эринный хор!

Оне поют все ту же песнь: про первый грех,

Свершенный в доме, корень зла, проклятья сев.

И брата не забыли, ложе братнее

Когда-то осквернившего… Что промах дал

Стрелой стрелок? Гадаю ль, как гадалка, я —

Из нищих тех, что ходят по дворам? Клянись,

Что ты об оной древней не слыхал вине!

Предводитель хора

Какою клятвой ни клянись, все дел былых

Не сделаешь иными. Но дивлюсь, как ты,

¹²⁰⁰ Страны иноязычной и заморской дочь,

О нашей повествуешь, будто здесь жила.

Кассандра

Вещать меня поставил Аполлон – вещун.

Предводитель хора

Любовью ль страстной Локсий воспылал к тебе?

Кассандра

Ты все сказал. Стыдилась я признания.

Предводитель хора

Хвастливо счастье; горе не тщеславится.

Кассандра

Дышал желаньем; вынудить любовь хотел.

Предводитель хора

Божественным объятьям отдалась ли ты?

Кассандра

Нет! Дав согласье, бога обманула я.

Предводитель хора

А в грудь уж сила вещая вселилася?

Кассандра

¹²¹⁰ Уж беды все пророчила я городу.

Предводитель хора

Но как же гнев господен не постиг тебя?

Кассандра

Мне бог отмстил: никто моим не верил снам.

Предводитель хора

Увы, я – верю! Мнится, видишь правду ты.

Кассандра

Находит вновь!..

Вновь судорогой яростной схватил меня

Пророчественный ужас!.. Горе, горе нам!

Гляди – вот там, в притворе пред дворцом, они

Сидят недвижны, снам подобны, призраки

Детей, закланных… чьей рукой? не родича ль?

¹²²⁰ В горстях окровавленных держат снедь… чья плоть,

Не их ли? – эти внутренности? Страшный пир!

Кого-то угощают… Кто вкусил? Отец!..

Оттоль – возмездье… Кто же мститель?.. Лев?.. Да, лев

Без мощи львиной, вор домашний, ложницы

Царевой вор, – умыслил на владыку зло,

Усталого от браней… Я – рабыня; мой

Владыка – он… А козней воровских герой

Не видит… Ноги лижет псица злобная;

Язык коварный лесть плетет; как Ата, сеть

¹²³⁰ Раскинула пред мужем в темноте жена!

О дерзость! Сокрушает хитрость женская

Богатыря! Нет имени, подобья нет

Убийце подлой. Кто она? Пещерный червь,

Хвостом язвящий? Скилла ль черноустых скал,

Беспечных мореходов – жрица лютая?

Само ль Проклятье, женщиной представшее?..

А как она вскричала! Воин так кричит,

Победу торжествуя. Вы же думали —

Спасенье мужа празднует… Что ж? Верьте ей,

¹²⁴⁰ Не мне! Что будет, будет. Скоро, с плачем, ты

Признаешься, что истину вещала я.

Предводитель хора

О пиршестве Фиеста, что насытился

Сыновней плотью, понял я нагую быль,

Без притч; и ужаснулся, и дрожу еще…

Но после разум соскользнул с ристалища.

Кассандра

Очами узришь гибель Агамемнона.

Предводитель хора

Несчастная, зловещий укроти язык!

Кассандра

Пеанов светлых не споешь про черный рок.

Предводитель хора

Про неминучий, – но да мимо гнев идет!

Кассандра

¹²⁵⁰ Твори молитвы; вороги свое творят.

Предводитель хора

Кто ж он, крамольник? Кто он, лиходей царев?

Кассандра

Столь скрытен разум откровенный вещих слов?

Предводитель хора

Предателя как выследить? Убийца где?

Кассандра

Но, мнится, речью эллинской владею я.

Предводитель хора

И Пифия по-эллински поет, но что?

Кассандра

А!.. а!..

Какою огневицей ты знобишь меня,

Палящий бог, Ликейский лучник! Горе мне!

Меня погубит львица вероломная,

Что с волком спит, покуда льва в берлоге нет.

¹²⁶⁰ Варя отраву мужу, зелья пригоршню

И на мою подложит долю Мрака дочь.

Точа топор-цареубийцу, выместит

И на царевой спутнице ревнивый гнев.

К чему ношу – в насмешку ль над судьбой своей

Сей жезл священный и повязки длинные?

Ломаю жезл мой: так сломилась жизнь моя!

Во прах, повязки! Так сама паду во прах.

Другая пусть повяжет вас, проклятья дар!

Вот, сам с меня срывает Аполлон убор

¹²⁷⁰ Святого сана. Видел он: посмешищем

Был сей наряд пророчицы в глазах людских.

Над ним ругались все равно – и враг, и друг.

Я в нем слыла кликушей, юродивою,

Гадалкой нищей, ведьмою голодною.

Свою вещунью ныне развенчал Вещун;

Привел путеводимую ко плахе Вождь.

Почто ж горячей кровью обагрить должна

Я вражью плаху, а не отчий жертвенник?

¹²⁸⁰ Но взыщет пеню божий суд за эту кровь.

Отца отмститель, матереубийца – сын,

Придет воздатель и мою вспомянет кровь.

Скиталец по чужбинам, он придет домой

Замкнуть звеном последним роковую цепь.

Простертый навзничь труп отца всегда пред ним.

Что ж мне, чужой, о доме не своем стенать?

Я ль родины не видела последних мук?

А ныне вижу гибель победителей,

Суд страшный сил небесных над гордыней злых.

¹²⁹⁰ О чем я плачу? Мне ль одной на казнь идти?

Привет вам, двери дома, мне – врата в Аид!

Одно желанье на устах: без промаха

Рази, топор! – чтоб я не билась, чтоб зараз

Жизнь вытекла из жарких жил – и свет потух!

Предводитель хора

О женщина злосчастная и мудрая!

Ты много прорицала. Если истина —

Что про себя пророчишь, как идешь сама

Навстречу смерти? Словно жертву гонит бог.

Кассандра

Бежать – куда же? Поздно друга! Час настал.

Предводитель хора

¹³⁰⁰ Последний миг – старейший всех, и царь времен.

Кассандра

От часа неизбежного куда бежать?

Предводитель хора

¹³⁰² И мужество с отчаянья – не мужество.

Кассандра

¹³⁰⁴ Отрада смертным – доблестью прославить смерть.

Предводитель хора

¹³⁰³ Из уст счастливца не услышишь слов таких.

Кассандра

(подходя к дверям)

Отец мой! племя доблестных сынов твоих!..

Отшатнувшись от дверей, внезапно обращается опять лицом к Хору.

Предводитель хора

Что видишь там? Что пятишься от ужаса?

Кассандра

Ах! ах!..

Предводитель хора

Что вздох твой значит? Что смутило мысль твою?

Кассандра

Пахну́ло духом свежей крови про́литой.

Предводитель хора

¹³¹⁰ Tо запах жертв. И туков дым, и ладана.

Кассандра

Не похороны ль в доме?.. Фимиам – и тлен.

Предводитель хора

¹³¹² Сирийских благовоний не узнала ты.

Кассандра

¹³¹⁵ Друзья мои!

Не от куста шарахнулась я птицею.

Завет предсмертный вспомните! Когда жена

Искупит смертью смерть мою, смерть женскую,

И муж падет за мужа, чья жена – палач, —

¹³²⁰ Меня, гостеприимцы, в день тот вспомните!

Предводитель хора

Плачевней лютой смерти дар предведенья.

Кассандра

Еще скажу я слово – иль отходную

Себе спою. Молю, мои отмстители,

Я ради солнца этого последнего:

¹³²⁵ В день оный, день грядущий, день возмездия —

¹³²⁶ Один удар с размаху – за меня, рабу!..

¹³¹³ Иду – и в мертвых две судьбы оплакивать —

¹³¹⁴ Свою и Агамемнона. Я жить сыта…

¹³²⁷ О, смертных участь жалкая! Их счастие —

Как тень. Страданье? Как чертеж с доски

Смывает губка, – так сотрутся все дела.

¹³³⁰ Грустней, чем дар вещуньи, это веденье!

Уходит во дворец.

Предводитель хора

Ненасытным душа вожделеньем горит!

Коль в чертог, что перстом указует молва,

Вновь стучатся с дарами Прибыток и Честь, —

Кто с порога им скажет: «Довольно»?..

Небожителей суд Агамемнону дал

Разорить Илион.

Возвеличен богами, пришел он домой.

Если ж кровью царю искупить суждено

Стародавнюю кровь и, насытив теней,

¹³⁴⁰ Завещать кровомщенье потомкам:

Кто похвалится, слыша преданье, что сам

Первородной не тронут заразой?

Агамемнон

(изнутри дома)

Секирой насмерть я сражен в моем дому!

Предводитель хора

Тише! Чье стенанье слышу под ударом топора?

Агамемнон

О горе мне! Другой удар!.. Уходит жизнь.

Предводитель хора

Слышали?.. Цареубийство свершено!

Сомнений нет.

Как нам быть, рассудим спешно, —

как нам действовать верней?

2-й старец

Мой голос: слать глашатаев по городу,

Поднять тревогу, весь народ собрать к дворцу.

3-й старец

¹³⁵⁰ Не так! Убийц на месте мы накрыть должны,

А путь в палаты голый нам проложит меч.

4-й старец

Я так же мыслю: вторгнуться насильственно,

На скоп убийц напасть мгновенно. Ждать нельзя.

5-й старец

Народ что скажет? Исстари знаком запев

Спасителей, что зарятся на праздный трон.

6-й старец

Мы время тратим, а над думой мудрою

Убийцы потешаются. Они не спят.

7-й старец

Совета не найти мне, как нам действовать;

Но лучший всех советник – кто творит дела.

8-й старец

¹³⁶⁰ Согласен! Речи были бы ко времени,

Когда бы оживили бездыханный труп.

9-й старец

Чтоб мирно дни довлечь до гроба, станем ли

Льстить властодержцам, кровью осквернившим трон?

10-й старец

Позора не потерпим. Лучше смерть вкусить!

Она ж созрела и сочней, чем рабства плод.

11-й старец

Но истина ль – что царь убит? Гадаем мы!

Довлеет ли свидетельство тех стонов двух?

12-й старец

Без знанья достоверного не к месту гнев.

Одно – гадать, другое – знать. Что знаем мы?

Предводитель хора

¹³⁷⁰ Вот это слово я хвалю. Поистине,

Увериться должны мы, жив ли, нет ли – царь.

Старейшины хотят войти во дворец, когда средние врата раскрываются и являют зрелище совершенного убийства. В купальне лежит тело Агамемнона, окутанное с головой покрывалом. Подле – тело Кассандры. Клитемнестра, с лицом, обрызганным кровью, и с двойным топором в руке, ступает навстречу Хору.

Клитемнестра

Речам противоречить, что при случае

Я льстиво расточала, – постыжусь ли? Нет!

С врагом враждуя под личиной дружества,

Плести тенета должно высоты такой,

Чтоб зверь не мог, осетен, перепрянуть их.

То долгий поединок. Не забыла я

Врагу победы давней. Но решился спор.

Стою, где было дело, – где разила я.

Кричу – не отпираясь: вот убийца – я!..

¹³⁸⁰ Покров на жертву, многоценный саван, ткань

Огромную, как невод, я накинула:

Ни бегства зверю, ни защиты в путах нет!

И дважды нанесла удар. И дважды стон

Издав протяжный, рухнул царь. И в третий раз

Взнеслась секира – в дар обетный спасу душ

И солнцу мертвых, Зевсу подземельных недр.

Так он, с хрипеньем, в красной луже отдал дух;

И вместе с жизнью, хлынув из гортани, столб

¹³⁹⁰ Горячей крови обдал мне лицо волной —

Столь сладостной, как теплый ливень сладостен

Набухшим почкам, алчущим расторгнуть плен…

Все кончено. Честные старцы, радуйтесь,

Коль это дело, коим похваляюсь я,

Вам нравится! Веселый бы нам править пир:

Нельзя, – покойник в доме… А ведь стоило б!

Из всех отрав, из всех проклятий он смесил

Семейный кубок. Ныне сам испил раствор.

Предводитель хора

Дивлюсь, сколь нагл язык твой: не боится он

¹⁴⁰⁰ Над мертвым так ругаться, так кощунствовать.

Клитемнестра

Испытываешь, старец, глупость женскую?

Без страха, без утайки всю сказала я

Вам, лицемерам, правду. Впрочем, мне твоя

Хвала ль, хула ли – все одно. Вот он лежит,

Супруг мой, Агамемнон, убиенный мной.

Рук женских дело! Я ль не рукодельница?

Хор

С т р о ф а Что ты? не зельем ли

Омута черного – опила́сь?

С луга ли чарого злой проглотила злак?

Клятвой соборной град трижды клянет тебя.

¹⁴¹⁰ Рода и племени ты отщепилася

Вековечной опалой.

Клитемнестра

Судья выносит приговор: в изгнанье шлет.

Опале я повинна и проклятию.

Что ж мужа ты не проклял? Он ведь дочь убил.

О ней не больше царь жалел, чем о любой

Овечке тонкорунной неоглядных стад.

Дитя мое, любимое из чад, что я

Рождала в муках, он заклал; ее ценой

Утешил бурю. Что ж детоубийцу ты,

¹⁴²⁰ Чуму и скверну града, не изверг? Меня ж

Судить проворен. Помни все ж: грозить легко;

Труднее одоленье. Мнишь господствовать;

А я к единоборству препоясалась.

Пожди, как бог рассудит, – кто сильней. Тогда

Научишься, хоть поздно, старец, разуму.

Хор

А н т и с т р о ф а

Умной гордынею ты обезумела, —

И к лицу

Это пятно тебе – крови клеймо на лбу:

Так исступилася мысль твоя кровию.

Все отшатнутся прочь, в день, как придет воздать

¹⁴³⁰ Взмах за взмах кровомститель.

Клитемнестра

Клянусь – ты слышишь? – именем свидетельниц

Деянья: Правдой, мстительницей дочери,

Эринией и Атой – кровопийцами,

Которым обрекла я пролитую кровь:

Не внидет страх в чертог мой, где семейственный

Огонь не угасает, где блюдет очаг

Эгисф, мой верный, смелых дел надежный щит.

А сей простертый, мало ль над женой своей

Ругался, с Хрисеидами под Троею

¹⁴⁴⁰ Деля шатер? Лежит с ним и последняя

Из нежных пленниц, – ведьма, духовидица,

И в смерти неразлучная наложница,

Как на́ море, на жестком ложе палубном.

Обоим – по делам их! Лебединый плач

Колдунья пела – гибель и накликала.

Почий с любезным, коль пришла любовницей!

Мне вид их неги – сласти после пиршества.

Стасим IV

Хор

С т р о ф а I Если б в скорый срок легкую мирный Рок

Даровал мне кончину!

¹⁴⁵⁰ Безбольную смерть, – душе усталой

Сон непробудный!.. Царь мой, где ты,

Добрый вождь? Из-за жены

Много бед принял ты, много страд —

И ушел в сонм теней – из-за жены!

О Елена безумная, жрица мужей!

Скольким тысячам мужеских душ ты одна

Уготовала гибель под Троей!..

И в сестре расцвела смертоносная кровь —

Сим пятном! Не отмыть его.

¹⁴⁶⁰ Этот цвет багряный к мужу ненависть,

С мужем рознь женская вспоила.

Клитемнестра

Не гневись, не зови на седую главу

Близко реющих Кер!

И Елену укорой слепой не кори:

Мужегубица-де, богатырскую рать

Изгубила одна; и на ней-де вина

В сиротстве всенародном отчизны.

Хор

А н т и с т р о ф а I

Обе семьи томит внуков Танталовых

Навий демон домашний.

¹⁴⁷⁰ Вдыхает в жен страшный жар и лютость,

Мощь им дает и самовластье.

Вот над трупом черный вран,

Грает он: «Кары пир! Кровь за кровь!

¹⁴⁷⁴ Пейте кровь! Грех цветет из рода в род!»

О Елена безумная, жрица мужей!

Скольким тысячам мужеских душ ты одна

Уготовала гибель под Троей!..

И в сестре расцвела смертоносная кровь —

Сим пятном! Не отмыть его.

Этот цвет багряный к мужу ненависть,

С мужем рознь женская вспоила.

Клитемнестра

¹⁴⁷⁵ Справедливое ныне ты слово обрел:

Навий демон в роду.

Отучнел кровопийством, но чрево грызет

Зараженной семье ненасытным червем.

И не зажил гноящийся веред в паху,

¹⁴⁸⁰ Как уж новые язвы раскрылись.

Хор

С т р о ф а II Демона страшного, в доме

Исстари мощного, песнью славишь.

О черная песнь о роке,

Крови алчущем вечно!..

Но все ж от Зевса этот рок,

От Зевса изначального!

Без воли божьей, к смертным что приходит?

Все – дар свыше. На все – Его суд.

Увы, увы! Государь, государь!

¹⁴⁹⁰ Как оплачу тебя?

Как поведаю сердца кручину?

Ты лежишь бездыханный, в паучьих сетях, —

В святотатственных путах, убитый!

Горе и стыд очам! Ложе позорное!

Пал, женой осетен вероломной,

Свержен ударом двойной секиры!

Клитемнестра

Не мое это дело, хоть руки мои ...

Конец ознакомительного фрагмента

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную версию.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.