Аннотация

Когда произносят имя Жан Жака Руссо, нам обычно представляется убеленный сединой мятежный скиталец, отягощенный мировой славой, не представляющей для него никакой цены, аскет и отшельник, одинокий мечтатель, озабоченный завтрашним днем человечества и не имеющий в дне сегодняшнем ни крова над головой, ни друзей, которым мог бы довериться.
Зрительно чаще всего нам приходит на память образ Жан Жака таким, как его запечатлел Бернарден де Сен-Пьер — не кистью, конечно, а в литературном портрете, много раз переиздававшемся. Он встретился с тем, кого называл своим учителем, уже в последние годы жизни Руссо, незадолго до его смерти. То был еще подвижный, с быстрой походкой, очень худой, невысокого роста старик; одно плечо выше другого (вероятно, вследствие долголетней работы по переписке рукописей); изможденное, бледное лицо, изборожденное глубокими морщинами, высокий лоб, тоже весь в морщинах, и на этом болезненном старческом лице — большие, горящие огнем глаза.

Но ведь осталось в прошлом и такое время, когда не было ни морщин, ни славн; ничего не было; был только завтрашний день; все начиналось. Конечно же, молодой Руссо, полный жизненных сил, доверчивый, улыбающийся, был совсем не похож на беспокойно оглядывавшегося, ушедшего от людей отшельника — затравленного оленя, настороженно всматривающегося в окружающую со всех сторон темноту. Так что же произошло?

А он пренебрег этой славой; она была ему ни к чему; он был погружен в свои невеселые мысли. «Мне опротивел дым литературной славы», — говорил он в конце жизни. Другие превращали славу в деньги, в поместья, дворянские титулы — достаточно вспомнить Бомарше, Вольтера. Для Руссо же ни деньги, ни поместья, ни титулы не имели цены; они ему были не нужны.

Так почему же Руссо вступил в конфликт с этим признавшим его обществом? Не следует ни преуменьшать, ни смягчать остроты конфликта. Можно ли забыть эти строки, записанные Руссо на оборотной стороне игральных карт в последний год жизни: «Они вырыли между мною и ими огромную пропасть, которую уж ничем нельзя ни заполнить, ни преодолеть, и я теперь, на весь остаток моей жизни, отдален от них так же, как мертвые от живых».

А эти строки из последнего оставшегося недописанным произведения Руссо «Прогулки одинокого мечтателя» (его оборвала смерть): «И вот я один на земле, без брата, без близкого, без друга — без иного собеседника, кроме самого себя». Трагедия Робинзона на необитаемом острове? спросит иной читатель. Новый вариант коллизии, созданной Даниелем Дефо? Нет, трагедия одиночества Жан Жака возникла на земле, густо заселенной людьми; это люди обрекли его на одиночество.

А.3. Манфред