Аннотация

Могу поклясться: сваливая, разумеется вместе с семьей и надеждой не быть покинутым Музой прозы, из «кафки, сделанной былью» (как сказал Вагрич Бахчанян), в ошеломительную цивилизацию Нового Света, я и не мечтал о встрече с первой из трех моих Муз; приход ее, всегда невидимой, но прекрасной, буквально бросил меня в Новой Англии за дисплей «Яблока», и из-под клавиш сами собой вырвались строки подражания любимым поэтам древнего Китая.

Наша провинция – тихая заводь
цапле лень за лягушкой нагнуться
но и до нас долетают посланья
старый Юз-Фу их порою находит
в ветхой корзине из ивовых прутьев

Не пытаясь открыть тайну возникновения то ли в душе моей, то ли в башке поэтических образов, требовавших немедленного воплощения в слова одной или нескольких строф, не менее властно, чем неоперившиеся птенчики требуют питательных червячков и мушек у птичек-родителей, я, изменив прозе и позабыв о времени, с радостью следовал велениям Музы и Языка; балдел, как в юности, от звучаний, ритмов, от простых, прежде изумлявших, но по-иному воспринимавшихся чудес природы и от радостей существования; через несколько лет – одних из самых приятных в жизни, увы, быстро прошедших – образовались "Строки гусиного пера, найденного на чужбине", а Муза с попутными ветрами опять куда-то улетела, словно и не прилетала, словно не превращала меня в Юз-Фу, в старого поэта, забулдыжного бродягу, влюблённого по уши во фрейлину И… исчезла Муза из моей жизни, но не из сердца, которому не забыть, как она ещё до свала за бугор одарила меня в рощах Красной Пахры бормотанием строк и строф, по-моему, единственного в жизни настоящего стихотворения – вот его первые строки:
Под сенью трепетной осенних желтых крыл,
на берегу божественной разлуки…
Юз Алешковский